Руслан Мельников - Эрдейский поход Страница 57

Золтан оглянулся назад – на своих ратников, добавил:

– Идти за собой я никого не неволил – все, кого видишь, сами вызвались. Никто нечисти не убоялся. Клинков вот только с серебряной насечкой, что против стригоев пригодны, у нас нет...

– Оружие дадим, – кивнул Всеволод. Оружие было. Взяли кое-что с собой в поход про запас. И от павших в валашских землях дружинников тоже осталось...

– Я ведь так и не заплатил тебе пошлину за проезд, Золтан Эшти. Вот и сочтемся. Мечами.

Шекелис кивнул. Сказал серьезно:

– Хороша плата – принимаю. Но с одним условием: это – за проезд в оба конца. На Русь будете возвращаться беспрепятственно и беспошлинно. Когда нечисть одолеем.

– Когда одолеем, – повторил Всеволод. Будто подтверждая договор, глухо и раскатисто гавкнул Рамук.

Дружина повеселела. Даже по губам мрачного Конрада и невозмутимого Бранко скользнули улыбки.

Первая ночь по эту сторону Брец-перевала прошла спокойно.

Дальше – по плато, изрезанному хребтами и ущельями – русичи и шекелисы двигались уже единым отрядом. Вступали в Эрдей. В Трансильванию. В земли Семиградья. В Залесье. Проезжали надменные горы в снежных шапках, отвесные скалы, бездонные пропасти, угрюмые хвойные леса, и низины, окутанные туманами...

– Красивый край, – промолвил как-то Всеволод.

– И красивый, и горами укрыт, и расположен удобно, – согласился Конрад.

– Из Эрдея куда угодно попасть можно, – пояснил Золтан. – На востоке – Бессарабия и половецкие степи. Севернее лежат словацкие земли, Карпатская Русь, Галицкое княжество. Еще – Богемия, Моравия, Силезия, Малая Польша. На западе – если миновать исконную мадьярскую пушту, доберешься до Посавии и Славонского герцогства, дальше пойдут Штирия и Австрия. А взять на юг – попадешь в Валахию, Банат Северин, Мачва-Боснийское герцогство, Хорватию, Далмацию, Сербское королевство, Болгарию, Византию...

– Хороший край, – негромко подтвердил Бранко. – Только проклятый.

Напомнил волох, о чем забывать не следовало. И сразу будто порывом свежего горного ветра сдуло величественное, немного мрачноватое очарование эрдейской стороны. Красоты природы отступили куда-то на задний план, а после – и вовсе перестали замечаться. В глаза теперь бросалось другое.

Опустошенная и обезлюдевшая земля лежала перед ними. И земля эта производила гнетущее впечатление. На пологих склонах предгорий и на равнинах начали попадаться заросшие сорной травой поля. А средь полей – небольшие селения. Брошенные, разграбленные. Всюду царило запустение.

На окнах и дверях некоторых домов Всеволод замечал подгнившие связки чеснока и усохшие колючие ветви дикой розы... Судя по тому, что хозяева все же ушли, народные средства эти не очень-то помогали. Да и не могли помочь. Шипами цветов и чесночным запахом нечисть не остановить. И собственный страх перед нею – не победить. Тут действенно только серебро, солнце, огонь и осина. Серебро – лучше всего. Особенно серебро на боевой стали. А уж коли знаешь, как с этой сталью обращаться... Умению этому, увы, эрдейские крестьяне не обучены.

Встречались на пути и рыцарские замки. Махонькие, однако грозные, крепостцы на скальных уступах. Тоже – увы – пустые и мрачные. И здесь не было жизни. Были распахнутые ворота и безжизненные глазницы бойниц. Была сгоревшая кровля и закопченная каменная кладка. И не понять – то ли татарский набег, то ли набег пострашнее... То ли пришлый супостат подпустил красного петуха, то ли черные хайдуки-лиходеи порезвились вволю в покинутой и беззащитной крепости, то ли сами обитатели замка, уходя, жгла свою цитадель.

Еще на трактах попадались беженцы. Редко, а все же попадались. Небольшие – в четыре-пять телег – обозы. На повозках тряслись нехитрые пожитки. С деревянных бортов гроздьями свисал все тот же чеснок. Кое-где над скрипучими колесами торчали ветки шиповника и боярышника. Словно кто-то неразумный украшал нелепыми украшениями обозы по случаю праздника. Или похорон.

За возами плелась исхудалая скотина и бестележный народец с котомками. Это последние... наверное, уж самые последние сбеги Эрдея спешили укрыться за Карпатами. Надеялись укрыться.

Измученные люди несли простое мужицкое оружие для защиты от татей. И не только от татей: средь вил, кос и дубья нет-нет да и мелькнет заостренная осина. Да только ненадежная то защита. Не остановит такое оружие ни лиходеев, ни нечисть.

Наверное, беженцы сами все прекрасно понимали. При виде вооруженных всадников эрдейцы жались к обочинам, отгоняли в сторону скот, откатывали телеги. Отводили глаза – красные от слез и бессонницы. Прятали лица под грязными капюшонами. Стояли в напряженном молчании, опустив дубины и колья, покорные, готовые ко всему.

Если спрашивали их о чем – отвечали. Скупо, боязливо, запинаясь. Бестолково отвечали – сбеги не ведали, что происходит дальше, чем видно из их телег, и помочь советом не могли. А не спрашивали – так эрдейцы терпеливо и безмолвно ждали, пока грозный отряд проедет мимо. Сами не заговаривали. Просто пропускали, склонив головы. Гадали про себя – кто такие? зачем едут? куда? ограбят? убьют? помилуют? А пропустив, выжидали еще немного, дабы преждевременной радостью не спугнуть спасение, вздыхали с облегчением (в этот раз пронесло!), творили крестное знамение и некоторое время смотрели вслед странной дружине, что направлялась туда, откуда уходили люди.

А после, спохватившись, криками и хворостинами подгоняли скотину. Спешили убраться – поскорее да подальше.

Потом беженцев не стало. Как отрезало. Ни одного живого человека вокруг. Вообще ничего живого. Зато мертвых... В селениях и замках, в полях и лесах; на узких тропах и на широких трактах в изобилии лежали останки тех, кто не успел или не смог сбежать. Обескровленные и растерзанные. Свежие трупы. И несвежие. И давно гниющие. И голые белые кости. Люди, скот...

И – вонь. Тошнотворный запах смерти лучше всякого провожатого подсказывал, что кони уже топчут землю, по которой прошла нечисть. И на которой теперь нет места человеку. Мертвых здесь было много. И хоронить их было некому.

Цепочка всадников с загонными и вьючными лошадьми упрямо следовала дальше. В пути не задерживались. К смраду – привыкли. К трупам на обочинах – тоже. По ночам сторожная дружина русичей и примкнувшие к ней шекелисы останавливались в брошенных замках, монастырях и на церковных подворьях, тщательно проверяя подвалы, погреба и прочие укромные места, куда не попадал солнечный луч. Иногда запирались в небольших обнесенных добротными тынами поселениях. А порой приходилось ночевать и вовсе – в поле или лесу – окружив стан кострами.

Вокруг лагеря неизменно ставили усиленную стражу. Спали чутко, с посеребренными клинками в обнимку. Вместе с дозорными покой спящих берег пес Золтана. Ночью инстинкту Рамука сторожа доверяли больше, чем собственным глазам и ушам. Но пока Господь миловал: ночных стычек с тварями темного мира избегать удавалось. Видимо, волкодлаки уже ушли из этих мест, а упыриное воинство еще не захлестнуло их полностью.