Леонид Кондратьев - Отыгрывать эльфа непросто! Страница 58

Растянувшаяся цепь уже прошедшая мимо моей позиции позволяла с большим удобством выбирать любого в качестве мишени. Но для пресечения ранних воплей я присмотрел самого крайнего из хумансов и аккуратно прицелившись в плечо спустил тетиву. Всё же нет сомнения паранормальные способности у хумансов существуют — иначе откуда тогда он знал что на него смотрят и почему повернул голову? Странно! Но с этим вопросом как-нибудь попозже. После выстрела выяснились следующие моменты. Первое — камышовые стрелы значительно лучше деревянных. В частности они просто прямее. Второе — они, сволочи, гораздо легче углепластика. Даже если учитывать кованый наконечник. Поэтому траектория полёта имеет более длинный пологий участок. Всё это и поворот головы опытной мишени, привело к замечательному попаданию прямо в чрезмерно любопытный глазик. Тушка мягко и тихо сложилась и замерла, привольно раскинувшись на белорусской земле. И самая большая прелесть заключалась в том, что остальная шеренга даже не заметила исчезновение крайнего бойца. Очень густые заросли и чрезмерно растянутый строй делали визуальный контакт между бойцами непостоянным, а накопившаяся усталость резко уменьшила частоту переклички.

Тихонечко, почти на цыпочках подкрался к месту падения тушки, для оценки непосредственно повреждений от стрелы «МК-2». Как оказалось долговечность и прочность не входит в перечень достоинств камышовых древков для стрел. Стрела умудрилась мало того что сломаться в двух местах, она ещё расщепилась практически по всей длине. Хотя череп хумансу пробила на загляденье. Когда я с умилением смотрел на безвольно раскинувшееся тело в моей сумасшедшей голове возникло неудержимое желание пошалить. Буквально такое-же по накалу желание возникало у меня только в далёком-далёком детстве, перед тем как пойти с ребятами в крестовый поход на соседский сад. Подхватив тело и взвалив его себе на спину, неслышно растворился в зарослях. Отойдя буквально на полкилометра и только пару раз уронив тело, был остановлен знакомым шёпотом трав и листвы.

— Зачем убил? Только зазря жизнь человечишки потратил.

— Хм..? Захотелось. Вот стрелу новую опробовать решил. Да и может ещё чего с тушкой сделаю.

— Да что из этих хумансов полезного заохотить-то можно? Мясо? Ну вроде всё. Кожа никакая — непрочная, тонкая, тянется сильно.

— Вот давай сейчас и посмотрим. Кстати о делах наших скорбных — сколько хумансов примерно надо для источника? Надеюсь не толпу?

— Да нет. Максимум одного-двух. Там только контур магией запитать и потом вздохов десять удерживать, а дальше-то он уж заработать должон.

— Ну тогда эти вот страдальцы все нам и без надобности. Я тут ещё вечерком стрелы поиспытываю, ну а оставшихся, чтоб по сговорчивее были — денька три ещё поводи. Часть самых слабых можно потом и отпустить — пусть своих попугают. Если всех убить — воспитательный момент пропадёт. И вообще не мешайся, у меня мысль появилась. Хотя нет, стой! У тебя муравейник, да побольше, рядышком найдётся?

…

В туже ночь процесс испытания стрел был продолжен. Посидел для приличия у костра — погрустил. И что-то так хреново мне стало. Вспомнилось и вечернее развлекалово и процесс вырезания заготовок для флейты. И то что эти заготовки ожидают меня в муравейнике, обитатели коего, простимулированные лешим, стахановскими методами очищают человеческую бедренную кость… Левую… Правую я испортил, когда в процессе вырезания во мне что-то сильно перемкнуло и мне вдруг стало очень плохо на душе. Но впрочем это быстро прошло… Почти…

Лучшее средство от хандры — как показала практика — это прогулка. Прогулка под полной луной с полным колчаном стрел. И игра в прятки — прятки со смертью. Нет не той больничной, накрахмаленной, худенькой, бледной девочкой Смертью. И не с разложившимся окопным скелетом дамы по имени Смерть. На залитой луной местности в прятки играли две статные девы — затянутая в фельдграу фрау Тодт и закутанная в тончайшие паутины шёлка таинственная темноэльфийская jalil Elghinn, очаровательно прикусывающая в волнении клычком свои бледные губы, с блуждающей на них страшной и притягательной улыбкой, полной неземного наслаждения…

Счёт: Ноль — Шесть… четверых раненых не засчитали…

Результаты испытания, как бы это сказать, поражали. Точность конечно до углепластика не дотягивала ни в каком ракурсе. Бронепробиваемость тоже не особо. Хотя тут можно возложить вину на наконечники из ковкого железа, сделанные абы как, так я-ж не для себя делал — для продажи. Каску, с расстояния в сто метров, не пробивает. И навесом тоже. Стрела от такого разлетается буквально в пыль. Кружиться в стремительном танце вокруг подвывающих от страха хумансов, но не показываясь и не приближаясь к ним ближе чем всё та же сотня метров, оказалось восхитительно, волшебно! Первоначальные попытки определить откуда прилетела бесшумная смерть, попытки стрелять в темноту. Команды их командира, из последних сил и сорванного горла пытающегося организовать круговую оборону. Истерический лай и скулёж запуганных насмерть собак. Свист пролетающих где-то в стороне этих нелепых, слепых железяк — пуль. Впрочем, это мельтешение скоро очень сильно надоело. Оставив страдальцев караулить рассвет, я отправился к уже знакомому муравейнику и подхватив заготовку вернулся к костру.

Кожаный ремешок, посыпанный мелким, искристо белым песком стремительно скользил по кости, отгоняя мысли, желания, воспоминания. Монотонная, успокаивающая работа, тихий скрип разрезаемой кости, треск затухающих углей, уже подёрнутых серым саваном пепла.

Самое сложное при обработке кости, особенно в походных условиях, это правильно её высушить. С этим всегда проблемы, ведь если сушить на костре, всегда есть опасность неравномерного нагрева и растрескивания. Если оставить как есть и к тому же плохо очистить — в таком случае через пару дней обращаться с изделием можно будет только в противогазе, причём изолирующем. Поэтому нет ничего более успокаивающего чем аккуратно, медленно и вместе с тем равномерно прогревать свежеотполированую кость над жаром углей, прислушиваясь к ночной тишине.

Час перед рассветом, собачья стража. Когда-то давно, это время, когда ночная прохлада сменяется холодом раннего утра и над травой появляется молочная пенка тумана, не замечалось мной. Я либо спал без задних ног в палатке, либо лежал на своём любимом диванчике в квартире, придавленный весом спящего на груди или на животе кота. Теперь я почти не сплю, дрёма заволакивающая мой разум — разве это сон? Нет — ну как может быть сном состояние в котором слышишь, что происходит вокруг и даже можешь думать о чём-нибудь отвлечённом, правда очень медленно и неторопливо. Сюрпризы доставшегося мне тела — когда они закончатся? Да и прогрессирующая шизофрения на которую я стараюсь не обращать внимания, чтобы не сойти с ума. Нет — она полезная, очень полезная, можно даже сказать полезная для выживания, но из-за неё меня бросает в такие мрачняки, что просто жуть. И через минуту мне хочется хихикать, как ненормальному или хохотать во весь голос. Вот как сейчас — во мне опять зашебуршился маленький проказливый чертёнок — я тут, значит… не сплю. А эти сволочи хрючат. Сейчас я им устрою пионерскую пробудку! Та-а-ак! За водой далеко идти. Посыпать их углями, пока ещё горячие? — Неее! Орать будут. Громко и не музыкально. Музыкально! Точняк! Инструмент почти высох — досушу потом, не развалится. Так-с, подберём репертуар. Что-нибудь бодренькое и желательно… О! Точно! Про каннибалов!…