Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди Страница 58

Раду исполнилось двенадцать, когда умерла его матушка, графиня Иляна: ее сгубила чахотка. Граф пережил и третью жену и вместе с Мирче Морузи скорбел у ее гроба. Правда, пережил он ее ненадолго: следующей же зимой он смертельно простудился. Умирая, он был спокоен за будущее сына, ведь рядом с мальчиком оставался верный Мирче, который не позволил бы алчным родственникам разграбить наследство мальчика.

Мирче Морузи действительно не покинул племянника, следил за его хозяйством и за воспитанием, поддерживал духовно. Он любил Раду, как родного сына.

Восемнадцати лет от роду граф Раду Карди женился на Эужении Флореску. Мой предшественник отец Александру рассказывал мне, что Эужения была из бедной и даже не слишком родовитой семьи, к тому же бесприданницей, но при этом девицей необычайно красивой и нежной. Женился на ней Раду по любви и без малейшего расчета, за что был осуждаем в обществе: браки по любви считаются деянием неразумным. Только Мирче Морузи поддержал его в этом решении.

Увы, над ложем Раду Карди нависло то же проклятье, что и над ложем его родителей: Эужения рожала почти каждый год, но из шестнадцати детей выжил только один — тоже первенец, названный Мирче в честь любимого родственника. Последними родами Эужения скончалась, повергнув Раду в глубокую и длительную скорбь.

В русско-турецком конфликте начала столетия Мирче Морузи и Раду Карди взяли сторону русских, надеясь, что под покровительством царя-христианина Валахия скорее, нежели под ненавистным турецким владычеством, объединится с соседними княжествами, обретет силу и политическую значимость. Раду даже сражался в рядах русской армии. Впрочем, со временем он разочаровался в политике и уединился в своем замке.

Похоронив жену, Раду все свои силы обратил на воспитание сына. Когда юному Мирче исполнилось шестнадцать, отец отослал его учиться в Германию, недавно освобожденную от французов. Он возлагал на сына большие надежды и уже подыскивал ему невесту среди самых знатных валашских боярышень, когда после двух лет учебы юный Мирче Карди привез в замок жену. Ею стала дочь богатого домовладельца, у которого Мирче снимал комнаты. И надо ли говорить, что она была необыкновенно красива?

Я тогда только заступил на службу в храме и раз в неделю служил в замковой часовне, а два раза в неделю ужинал у Карди и играл с графом в шахматы. Больше в нашей глуши ни ему, ни мне поиграть и побеседовать было не с кем. Можно даже сказать, что между мною и графом, который был старше меня на семнадцать лет, установилось какое-то подобие дружбы: с его стороны — снисходительной, с моей — почтительной.

Мне было двадцать лет. Красота невестки графа, юной Урсулы Карди, поразила меня и едва не заставила усомниться в сделанном мною выборе. Когда я отрекался от радостей плоти и принимал целибат, я и не знал, что на свете существует такой соблазн. Она была прекрасна, как ангел: волосы ее сияли чистым золотом, а кожа была как нежнейший фарфор, а глаза… из них на меня смотрело само небо! К счастью, мне удалось победить свою грешную страсть. Постом и молитвой усмирил я себя. К тому же прекрасная Урсула была в положении. Вожделеть женщину, похожую в ее священном ожидании на Мадонну, казалось мне совсем уж низменным.

Юный Мирче Карди поступил точно так же, как его отец и дед: женился по любви, на прекрасной женщине, не задумавшись о ее богатстве и происхождении. Правда, он пошел еще дальше: если Иляна Морузи была из хорошей семьи, хоть и получила плохое приданое, а Эужения Флореску, хотя и вовсе бесприданница, была все-таки аристократкой, то Урсула Венцель была простолюдинка, по национальности — немка, по вероисповеданию — лютеранка… Хотя несколько сундуков с приданым она привезла, все равно это не могло окупить ее неподходящего происхождения.

Граф Раду Карди метал громы и молнии. Он требовал, чтобы сын отослал жену обратно, чтобы развелся с ней. Старый Мирче Морузи тщетно пытался усмирить своего племянника. В графа тогда словно бес вселился. Он не желал обедать за одним столом с невесткой. Он вообще не желал замечать ее существование. Бедняжка боялась выходить из своих комнат, а юный Мирче уже жалел, что вернулся домой, и хотел бы уехать обратно в Германию, но Урсула была на сносях и не вынесла бы тягот путешествия.

Позже граф даже покаялся мне в ужаснувшем меня намерении. Он собирался дождаться родов и приказать повитухам (которые, как и все обитатели близлежащих деревень, были полностью под его властью) сделать так, чтобы роженица истекла кровью или еще как-нибудь скончалась — ведь при родах женщины умирают часто! — и придавить подушкой дитя прежде, чем оно издаст свой первый крик. Наследником рода Карди — Морузи ребенок с кровью простолюдина не должен был стать.

То были жестокие времена, и мы жили в стране с суровыми обычаями, но даже при всех этих условиях подобный замысел представляется мне кошмарным. И я не понимаю, как граф Раду, будучи во всем остальном человеком благородным и здравомыслящим, оказался вдруг столь косным в вопросах крови и наследования. Видится мне, что постигшее его в будущем несчастье стало карой за это задуманное им злодеяние, ибо он был проклят через кровь, через то, что было ему так дорого и ради чего он готов был пойти на преступление. И опять же, думается мне, что если бы тьма не таилась в глубинах души этого замечательного человека, то и тьма извне не смогла бы его настигнуть и поработить. Впрочем, я опережаю события.

К счастью для всех нас, рука самого Господа вмешалась в это дело и не позволила свершиться убийству невинных. Граф уехал в Тырговиште на давно запланированную встречу со старыми своими соратниками и не отдал никакого приказания повитухам, считая, что до родов еще остается время. Но Урсула родила в его отсутствие, раньше ожидаемого срока. Повитуха потом мне каялась, что заподозрила своих юных господ в том, что они согрешили прежде, чем обвенчались. Ведь дитя было доношенным, а по срокам выходило, что Урсуле оставалось носить еще никак не меньше двух месяцев. Я наложил на повитуху нестрогое наказание: пять раз прочесть молитву ко Святому духу, дабы он очистил ее сердце и разум от скверны. В столь своевременном появлении на свет ребенка Урсулы я видел только Господню волю и ничто больше. А если учесть то, что я узнал позже на исповеди о страшных намерениях графа, Божий промысел становится и вовсе очевиден даже для скептиков.

Когда граф вернулся, дитя — чудесная маленькая девочка, золотоволосая, как и ее мать, — была уже окрещена Марией-Эуженией. Крестным отцом стал Мирче Морузи. Урсула быстро поправлялась после родов. Момент для убийства был упущен. Да к тому же при виде младенца граф тут же смягчился сердцем. Быть может, он вспомнил обо всех тех малышах, которых они с женой оплакали и опустили в холодную тьму склепа.