Татьяна Каменская - Эртэ Страница 58

— Ну да, из слёз! — жизнерадостно заулыбалось существо. — Лес сказал, вас надо встряхнуть, что-бы вы всё вспомнили…

— Я вспомнил? — сонно пробормотал Сергей Викторович. — Но что? И зачем…

Кажется, нектар стал сразу действовать. Едва ли доктор уже понимал, почему и кто несёт его по воздуху, зачем он опять трясётся в душной электричке, и отчего рядом с ним нет его Марины и сына. Да и нужно ли это было доктору понимать. Он просто спал в ту минуту, как самый обычный, слабый человек.

Доктор спал, но это был беспокойный сон. И ещё никогда Лесу не было так жалко этого в чём-то беспомощного человека. Ну, зачем ему эти переживания? Для чего?

За свою жизнь Лес многое повидал. Ему не в новинку слабости и недостатки человеческой натуры. Его тоже иной раз мучил вопрос, а за что эти мучения даны человеку?

— Эхо-хо! — вздохнул старик, отгоняя от себя те видения, что иногда так и норовили занять его ум. — Не стоит! Право не стоит расслабляться! Иначе всё пойдёт не так, как следовало…

Он в ответе за этого человека. В ответе перед Высшим Разумом! Он обещал…

— Последний Потомок будет находиться перед своей прошлой, настоящей и будущей жизнью! Не забывайте об этом мудрейший Лес! Вы будете его энергией, а совестью станет то, что он увидит. А увидит он многое, и душа его содрогнётся. Он будет плакать кровавыми слезами раненого болью сердца, он будет умирать тысячу раз во времени, переживая смерть во всех её ужасных проявлениях, а воскрешая, он не должен вновь осуждать тех, из-за кого принял её…безобразную, страшную, уродливую. Принял её в свои обьятия, как единственную и любимую…Хотя едва ли кто поймёт это и увидит! Всё это растянется на годы и столетия. И пусть красная пелена застит глаза каждому на этой земле, но не бойтесь, уважаемый Лес, придёт время, и каждому из них достанется глоток чистейшей прозрачной воды, и каждый омоет этой водой своё лицо, и тогда произойдёт невероятное. Люди поймут себя, и каждого себеподобного, потому-что смогут проникнуться болью другого. И вот тогда, вместо серого цвета нового дня, все обнаружат ясное светлое небо, яркое солнце будет отражаться в голубых озерах с прозрачной водой, а на берегу в тот день расцветут огромные красные маки…

— Маки? — удивлялся Лес, который тогда был ещё молод и наивен. — Но почему маки?

— Без красного нельзя! Это цвет жизни и любви! — отвечал ему Высший Разум.

— ?????

— Любви! — усмехается старик. — Опять любви! Сдалась всем эта любовь? И что в ней такого завораживающего, что-бы ради неё умирать и рождаться тысячи раз, и опять умирать…

— Опять и снова… — тихим шелестом звучат слова, и уносятся в неведомую даль голубого экрана той огромной тарелки, что висит неподвижно на стене.

Если бы не эти слова, и сияющие неоном звезды по краю тарелки, разве стал бы уверять Лес, что он видел нечто… А именно: прекрасное женское личико с черными грустными глазами. Туманное, размытое изображение, которому едва ли можно верить.

Сколько прошло уже лет и столетий, как Высшим Разумом Лес избран хранителем книги Судеб, или книги Мудрецов. Большое доверие ему было когда-то оказано, и кто вправе судить, за что и почему именно он удостоен такой чести, быть хранителем книги жизней и смертей всего рода человеческого… Книги тайны человечества!

И он был когда-то грешен, ибо был молод, силён и красив. Но всё когда-то проходит, и однажды он увидел свет в конце того длинного тоннеля, куда улетала его грешная душа. Но ей суждено было вернуться вновь на эту землю. Огромный клинок был выдернут из его тела грубо и мощно. Едва ли тогда Лес понял, что перед ним не ангел с лицом красивой девицы, и не дьявол искуситель, желающий продлить его мучения. Он уже терял сознание, но всё-же чувствовал, как бережно бинтует ему рану та, что чем-то поразила его с самого первого мгновения их встречи…

Из всего племени лесных людей он остался лишь один. Битва с другим сильным племенем для лесных людей стала освобождением от нелёгкого бремени жизни. Все из его сородичи ушли в мир иной, и только он один, выживший, приняв имя Лес, да так и остался навсегда здесь, один, в этом грешном мире. Но не просто так остался, а стал верным Хранителем книги Судеб. Так было ему велено!

Вот и теперь он принял приказ Высшего Разума и должен исполнить его.

Пусть будет так, как будет! Как должно быть, и как не должно, пусть всё идёт своим чередом! И этот спектакль жизни, он тоже кому-то был нужен. А пока пусть ещё спит Последний потомок Владов. Пусть спит! Его мозг продолжают будоражить воспоминания. А в них истина! И человек должен дойти своим умом до Главной истины… Сам! Своим, обычным человеческим умом!

Что надо всей этой разноликой толпе людей в огромном зале приема гостей? Высокие мрачные стены словно поглощают все звуки, все слова, все мысли и желания…

— Марина? Где ты? Марина…

В большом зале дворца каждый громкий звук заглушается невероятно огромными старинными персидскими коврами. Ковры покрывают дощатый пол, хотя видно, что его специально натерли до зеркального блеска. Толпа народа, появилась у входа в зал. Посетители оживленно о чем-то говорят между собой, но вот все умолкают разом и толпа расступается.

— Марина? — пытается крикнуть доктор, заметив в живописно розодетой толпе людей в золотых парчовых халатах и платьях, свою жену. В белом летнем платье, она так похожа на чем-то испуганную девочку. Её ладони прижаты к груди, в широко распахнутых глазах застыли слёзы, а губы её, пухлые, ярко-розовые, слегка подрагивают…

— Не тревожься, ничего не будет твоей жене. Видишь, она главному режиссеру понравилась. Видать по всему, в артистки попадет…

Ярко-рыжая, высокая, очень худая женщина в очках на пол-лица, мило улыбнулась доктору тонкими губами, взметнув при этих словах, вверх свои бровки-шнурочки. Но доктор раздраженно отмечает про себя, а может ему просто показалось, как злорадно сверкнули странным блеском её глаза, скрытые очками-фарами.

— Кино снимают! Многосерийное! Про энту любовь самую, ханскую… к одной бабе…

Подвыпивший мужчина- провинциал, в новом пиджаке и галстуке набекрень, утробно икнул, прикрыв рот ладонью.

— Пардон! — обратился он к рыжеволосой женщине, но та презрительно шикнула на него, да так агрессивно, что выпивоха сначала опешил, а затем, проводив её взглядом, не менее презрительно пробубнил, обращаясь к доктору, и кивая головой вслед удаляющейся женщине:- Ишь, рыжая стерва, чистая кошка, ей-бо не вру! Сам видел, как она по залу мышей гоняла…

— Мышей? — вдруг поразился доктор. — Вы сказали, что она кошка?

— Ну да! — утвердительно кивнул мужчина, вновь громко икнув, так что несколько посетителей обернулись и укоризненно покачали головой.