Александр Прозоров - Последняя битва Страница 59

К Соколу быстрым шагом двинулся основной отряд наемников, развернулся в пять рядов, зашагал, не обращая внимания на мечущихся перед алебардами султанских вояк. Башни опять заговорили огнем и дымом, выбивая из строя одного латника за другим, но и немцы внезапно выпустили вперед аркебузиров, начавших всего с сотни шагов методично расстреливать бойницы. Выстрел — аркебузир уходит обратно за строй, уступая место товарищам, перезаряжает оружие, снова выходит вперед. По ним тоже били в упор, убивая одного за другим, — но наемников было намного, намного больше, и очень скоро выстрелы из бойниц начали звучать реже, а вскоре вовсе стихли. Однако под ноги латникам из ворот уже потекли мелкие ручейки крови — крови их товарищей, которых немцы надеялись спасти, не щадя собственной жизни.

Вперед опять ринулись венгры. Наемники отчаянно пытались вскарабкаться на стены, раскачивали решетку, пытались поднять ее общими усилиями, они облепили ворота, как муравьи, и, наконец, кому-то улыбнулась удача: решетка поползла вверх, пропуская в Сокол густой поток османцев. Внутри снова загрохотали пушки, перемалывая в мясо незваных гостей, но на этот раз участь крепости и вправду была решена: новые и новые толпы завоевателей лезли внутрь, выстрелы же звучали все реже, пока, наконец, не стихли совсем.

— Может, хоть кто-то уцелел? — понадеялся Зверев, однако понимал, что возможность такого чуда ничтожна. Размеры тайной калитки, придуманной специально для выхода и возвращения лазутчиков, он знал. Вырваться из нее в горячке сечи сколь-либо заметному числу людей было невозможно. Да и не бросают русские своих товарищей в битве, поодиночке бежать не станут. Думный дьяк перекрестился: — Будь славен, князь Василий Шеин, на веки вечные. Жизнью честь свою княжескую оправдал. Пока есть в наших пределах люди столь храбрые и отважные, не бывать Руси в рабстве. Спасибо тебе и витязям твоим. Именно вы сохранили державу нашу вечной, а русский народ — свободным. Вечная вам память…

Разумеется, больше всего князя интересовало, что же происходило в Соколе после входа в крепость нескольких сотен немецких наемников. И когда вечером татарский лагерь, выставив посты, затих до утра, он открыл свой походный набор зеркала Велеса. Наговорил по привычке заговор Сречи — участие богини, никогда не отказывавшей в помощи, лишним не будет. Затем прочитал молитву Велесу, глядя в зеркало. Оно отозвалось мгновенно, показав ему двор крепости, освещенный огнем десятком костров и полыхающей башней — какой, Андрей не понял. Тем более не понял, что зрелище, развернувшееся в тесном дворе Сокола, буквально вышибало разум. Там ползали десятки странных человекообразных существ, вспарывающих мертвецам животы и пожирающих внутренности, вырывающие какие-то органы и несущие их в середину двора, ограниченную сияющей, матово-белой пентаграммой. Там кружился в белом балдахине кто-то безлицый, с темными руками и бесформенными ступнями. Этот кто-то вовсе не походил на человека, а скорее на грубое его подобие, вырезанное из дерева, но уже давно полусгнившее.

— Что за проклятие? — тряхнул головой ученик древнего волхва, отгоняя странное наваждение, опустил глаза ниже, и через миг зеркало вместо странных адовых картинок наконец-то начало показывать реальность недавнего прошлого. Боярские дети у чародея на глазах как раз поднимались в седла, проверяли, как выходит оружие из ножен, прикидывали равновесие рогатин, горячили коней, подбирали поводья. Вот они все встрепенулись, посерьезнели, вот потянулись куда-то в сторону от зеркала.

Князь наклонил голову и смог разглядеть воротную башню, под которой десяток за десятком исчезали закованные в броню всадники. Что ждало их по ту сторону, Андрей уже знал, а потому не последовал за ними, а попытался в силу возможности оглядеться. Князь с изумлением обнаружил вокруг десятки пушек, стареньких короткоствольных тюфяков, удобных для ближнего боя, но уже малопригодных для полевых сражений, где успели утвердиться дальнобойные пушки. Тюфяки стояли на идущих вдоль стен помостах, были повернуты внутрь двора и направлены вниз. Рядом суетились стрельцы, закрепляя стволы, приматывая, подтягивая, укладывая удобнее банники и бочонки со жребием, зажигали фитили пищалей. Длилось это довольно долго — но вот, наконец, стали возвращаться на взмыленных лошадях раскрасневшиеся бояре, пролетая в самый дальний конец двора, торопливо отпускали подпруги, перехватывали выставленные там пики и копья, бежали к лестницам, ведущим на помост, останавливались на нижних ступенях и перед ними. Двор быстро наполнялся, перед каждой из лестниц плечом к плечу, прикрывшись щитами и опираясь на ратовище, ждали чего-то спешившиеся боярские дети.

Всадники влетали во двор все реже, некоторые витязи были ранены. И наконец, буквально на хвосту последних из боярских детей, в Сокол ворвались, яро размахивая алебардами, закованные в кирасы немецкие наемники. Вышколенная пехота знала, что одинокий воин — мертвый воин, и потому не разбегались в стороны, а расступались, пропуская между собой товарищей из задних рядов, заполняя двор плотной массой. Потом что-то случилось: пехотинцы забеспокоились, боярские дети опустили копья. Увы, звуков через зеркало услышать было невозможно, но Андрей был уверен, что именно в этот миг на входных воротах упала решетка, отсекая вошедший в крепость полк из многих сотен кирасир от главных сил. И князю Сакульскому вдруг стало очень и очень интересно: а сколько же золота османский пес пообещал каждому из этих людей за то, чтобы они пришли на русскую землю убивать незнакомых им людей?

Помост внезапно весь подернулся белым дымом, и плотный строй наемников разрезали кровавые просеки. Немцы дрогнули, на миг смешались — стены выплеснули новые облака дыма, внизу рухнули новые десятки убитых. Но, несмотря на это, немцы не побежали, не заметались в панике, не замолили о пощаде. Они сомкнулись! Кирасиры встали на мертвых товарищей, восстановив строй, опустили алебарды и двинулись вперед, на бояр, защищающих лестницу.

Скорее всего, в полку сохранилось достаточно командиров, чтобы отдавать приказы, а немцы были достаточно тупыми солдафонами, чтобы следовать им даже в том кошмаре, в каком они оказались. Для перезарядки тюфяков требовалось время, и немалое. Эти минуты были единственным шансом наемников на спасение: успеть подняться по лестнице на стену и перебить стрельцов. Неведомый командир этот приказ отдал — и полк послушно двинулся на рогатины. Боярские дети и наемники столкнулись, замелькали в воздухе алебарды, блеснули, выискивая цель, наконечники рогатин. Однако кирасы пехотинцев оказались не менее прочными, чем бахтерцы и колонтари бояр, от ударов алебард русские просто прикрылись щитами — и стычка превратилась в бессмысленную толкотню. Защитники упирались спинами в стену, не давая себя сдвинуть, нападающие наваливались всей массой, убитых и раненых не обнаружилось вовсе.