Михаил Шалаев - Владыка вод Страница 59

Дробич забрал дочку, и навсегда уехал из хорошенького домика, из города, из Всхолмья. А она пожила немного — и стала ловить на себе косые взгляды соседей. Тогда, не дожидаясь худшего, она бросила домик и отыскала брошенную хижину в Гнилой балке. Там нашел ее старый поклонник, неудачливый соперник Дробича по имени Корич. Она ему честно все рассказала, он сказал — ну и пусть. Мол, его любовь сильнее любых заклятий. Теперь совсем уже дряхлый стал, старый… А ведь моложе ее. Он ей еду носил, иногда ночевать оставался. Но теперь все реже приходит — видно, пожить еще хочет.

А она — знает, что давно ей надо убить себя, прекратить эту муку. Но все никак не решится, хотя надежды нет никакой. Так и осталась — молодой, красивой, но для всех живущих хуже чумы. Хотя, Корич еще остался…

— А как же… — начала Цыганочка, но замолчала — все было очевидно и страшно.

— А никак, — ответила Летеста. — Послушала — и ступай. Ступай, а то чувствую — сыпется песочек. Твоя жизнь в меня перетекает. А зачем она мне? Мучиться подольше? Ступай, только… Ты уж меня прости — поцелую я тебя разочек, а потом иди.

Она встала, подошла вплотную к Цыганочке (та с места сдвинуться не могла) и крепко поцеловала в губы. Потом отшатнулась и сказала через силу:

— Иди теперь. Спасибо, что навестила…

У Цыганочки от ее поцелуя потемнело в глазах, а когда вернулось зрение, то она увидела вдруг, что в окошко хижины уже бьет солнце. И удивилась вяло — как же так, она же недолго здесь пробыла. Ах да, перетекло ее время… И вспомнила, что обоз отправляется утром. Тут раздался бешеный стук в двери, и послышался голос Радича:

— Эй! Выходи! Уходить надо! — войти он не решался.

Цыганочка помедлила еще чуточку, сказала матери:

— Я буду помнить про тебя, и жалеть, — повернулась и вышла наружу. Здесь в нее вцепился Радич, потащил по тропинке, убиваясь: «Как я мог уснуть!» Она послушно торопилась, но думала о другом, и даже когда выяснилось, что обоз уже ушел, осталась равнодушной. Радич велел ей ждать здесь, перед дворцом, и ушел. Цыганочка и ждала, ничуть не переживая, хотя молодой цыган отсутствовал долго. Потом он вернулся на лохматом цыганском коньке, усадил ее в седло впереди себя и принялся нахлестывать бедную животину.

Они проезжали маленькие селения, и всюду несчастный Радич спрашивал, далеко ли обоз. В одном из селений им сказали, что они, если поторопятся, могут нагнать его у Переметного поля, и цыган принялся с новой силой нахлестывать коня. Но ничто не вечно: едва выехав из лесу на Переметное поле, конь под ними завалился на бок и захрипел. Поднявшись на ноги, Цыганочка некоторое время наблюдала, как Радич хлопочет вокруг конька, пытаясь поднять его, и спокойно пошла дальше, через поле, отметив про себя, что он закричал вдруг далеко позади: «Куда ты? Не ходи!» — но подумала только, что она это уже слышала.

Цыганочка миновала могилу фельдмаршала с обломками пушки и вступила на дорогу через болото. Она была уверена, что догонит обоз — когда конек завалился, ей показалось, что она увидела мелькнувшую между деревьев на другой стороне поля телегу. Но она шла и шла, а обоза все не было. Потом появилось на дороге странное существо с арбузно-круглой головой, в чем-то пятнистом, и направлялось оно прямо к ней навстречу. Цыганочка не боялась, пока не увидела его глаза — черные, с прорезанным вертикально белым зрачком. Тогда она запоздало поняла, что перед нею Ботало, и закричала отчаянным криком, но глаза уже сверлили ее, лишая воли, а губы зашевелились, произнося что-то не очень понятное и путаное, но как будто умное, и ей интересно стало. Она замолчала, стала вслушиваться. Говорило Ботало гнусаво и без выражения, время от времени в нем как будто что-то прокручивалось со странным неживым шорохом, обрывая речь на полуслове:

— Куда ты хшш…хшш существо торопишься. Всю жизнь — торопишься. Но если жизнь есть движе хшш…хшш ние, то всякое движение стремится к некоему пределу. А истинный хшш…хшш предел всякому движению есть покой хшш…хшш. Зачем же так много двигаться, чтобы хшш…хшш достичь недвижимости. Надо просто оста хшш…хшш новиться. Я могу дать тебе покой сразу хшш…хшш сейчас. Покой созерцание безропотность хшш…хшш вот истинные ценности. Ничего не надо решать хшш…хшш ни о чем не надо тревожиться. За тебя все решат о тебе позаботятся. Только смотри созер хшш…хшш цай постигай. Пойдем со мной хшш…хшш я устрою твою жизнь по-новому. Не верь разговорам несведущих. Хшш…хшш у меня хорошо…

Цыганочке было приятно верить Боталу. Ему хотелось верить. Она сделала шаг, другой — и пошла за ним, как привязанная, прямо в болото, по которому Ботало шло словно посуху.

Когда на крик подбежали люди с обоза, который действительно был недалеко, они только успели увидеть, как сомкнулась над ее головою болотная ржавая ряска. Приварок рвался спасать ее, лез в болотную жижу, но его удержали. И правильно: незачем пропадать обоим, а Цыганочку уже не вернешь.

Сметлив и Верен, возвратившись в город, снова остановились на постоялом дворе у Грымзы Молотка. Не те они вернулись, что уходили: позадумчивей стали, помолчаливее. Даже Сметлив, которого на обратном пути грело ожидание встречи с Цыганочкой, а о Верене и говорить ничего.

Обнаружилось, что денег у них опять нет, и Верен засел за сети, а Сметлив целых два дня ходил кругами вокруг дома Цыганочки, надеясь на случайную встречу. Но она так и не состоялась. А на третий день его окликнул Учитель. Увидев отца Цыганочки, Сметлив сначала обрадовался, но тут же сердце его сжалось от недоброго предчувствия: Учитель выглядел постаревшим, во взгляде была боль. «Что-то с Цыганочкой», — подумал Сметлив, но нашел в себе силы вежливо поздороваться:

— Долгих лет!

Учитель не ответил на приветствие и не стал ждать вопроса. Он сказал:

— Нет больше Цыганочки… — и подбородок его задрожал.

— Как — нет? — Сметлив уже ожидал плохого, но не настолько.

— А так… — И рассказал ему Учитель, как нашел недавно на столе у себя записку, что Цыганочка с соляным обозом едет в Семихолм, и с обозом же вернется. Но обоз вернулся три дня назад, а она — нет…

— Так может… — начал Сметлив, но Учитель его перебил:

— Обозники слышали ее крик. Но когда вернулись — увидели, только, как утащило Цыганочку Ботало.

— Ботало? — Сметлив задыхался. — Что же она — отстала?

Учитель пожал плечами: вроде бы так.

— А зачем она вообще поехала?

— Мать ее там, в Семихолме…

Темень стояла в глазах у Сметлива, не знал он теперь, куда идти и что делать. Хорошо, Учитель сказал:

— Пойдем ко мне, посидим…

Они долго пили старое вино, и потихоньку вернулась к Сметливу способность соображать. Стал он вспоминать, что рассказывал про Ботало Смел, выпытывать недостающее у Учителя. Тот отвечал безразлично, не видя в вопросах Сметлива пользы, но рассказал однако, что люди, попавшие в лапы к Боталу, не совсем мертвы — если Ботало лопнет, они вернутся к жизни, хотя это, так сказать, теория. А на деле ни разу никто одолеть Ботало не смог. Само же оно помрет нескоро — живет Ботало и по четыреста, и по пятьсот лет, а нынешнее совсем еще новенькое, меньше века. Возникает эта тварь сама по себе, из болотных газов, мертвых корней и грязи, а потом при удобном случае выходит на свет.