С Алесько - Злато-серебро Страница 59

Уходить пришлось быстро, через переход, на что сил шло больше, чем на превращение в зверя или птицу. Но не оборачиваться же снова нетопырем, предоставляя Саликсу возможность стать филином и погнаться за добычей. Или просто оглушить беглеца в воздухе чарами. Ввязываться же в поединок Серп и подавно не собирался.

О визите в Залесный чародей не жалел. Поглядеть на испуганные рожи кастеляна и Саликса было приятно. Узнать толком ничего не удалось, ну да ничего. Зато теперь не придется терзаться мыслью, что упустил простейшую возможность докопаться до истины.

Серп вышел из перехода на лесной прогалине, где оставил одежду и прочие вещи. Хотел обратиться в филина, чтобы у Саликса не было возможности отследить дальнейший переход, если любопытство у толстяка все же взыграет. Но тут Хозяйка ночи явила свой лик, и беглец шагнул на лунный луг. Здесь главный залесненский чародей достать его был бессилен. Он черпал силу в дневном источнике.

В Регис Серп пробрался той же ночью. Спустился с лунного луга, улучив момент, когда тучи над городом ненадолго разошлись. Входить в столицу Пиролы, не таясь, он не собирался. Нетопырей теперь можно не опасаться, но осторожность соблюдать следует. Кто знает, не расставил ли его враг ловушки там, где может объявиться Серпилус?

Регис стоял в устье Льдистой, здесь река разливалась широко, умеряя бег. Памятный Иволге мост Серп помогал строить через ущелье в гористых верховьях. Там Льдистая ярилась, зажатая в тесную стремнину, грохотала, исходя брызгами и белой пеной. Зрелище завораживало чародея, напоминало о морском прибое у обрывистого скалистого мыса неподалеку от родной деревушки, о волнах, разрезаемых на узкие ленты острыми черными камнями.

Серп с раздражением прогнал воспоминания, которые еще и оказались вложенными одно в другое, словно чудные шкатулочки с Ветреных островов. Столица должна бы навевать другие мысли, более приятные. О любвеобильных красотках, о заказчиках, не скупившихся на деньги и лесть… Стоп, какую такую лесть? Заслуженную похвалу! И почему, стоило подумать о девицах, в воображении возникли золотые косы и задумчивые серые глаза? Ох, госпожа Луна, смилуйся, избавь от наваждения…

Ступив на мощеную брусчаткой улицу, чародей огляделся. Кажется, с районом не промахнулся, указаниям хозяйки "Клыка" следовал точно. Эта часть города прилегала к реке, небогатая, но и не трущобы. Здесь селились бондари, горшечники, шорники, корзинщики и другие ремесленники попроще, попадались и мелкие торговцы. Серпу было совершенно непонятно, почему Нетопырь предпочитает жить в таком окружении. Можно, конечно, напрямик спросить Мертиного знакомца, вдруг ответит? Если это не тайна ордена. С другой стороны, ему-то что? Есть вопросы поважнее.

Чародей без труда нашел нужный дом: маленький двухэтажный фахверк стоял в самом конце узкого переулка, сбегавшего к реке. Черепичная крыша, окна с мелкими переплетами, по стене карабкается какая-то растительность, правда, листья уже почти облетели. Птаха бы пристроила на подоконник ящик с цветами, и стало б совсем уютно.

Серп выругался сквозь зубы и сжал кулаки. Нет, не будет он торчать до утра на улице, где свет Госпожи застит разум, внушая глупые мысли. И мрак с ним, с беспокойством, которое он причинит хозяину. Нетопырь должен быть привычен вскакивать с постели и глубокой ночью.

Хозяин, которого, как поведала Мерта, звали Илексом, и правда открыл дверь очень быстро. Окинул посетителя оценивающим взглядом, без церемоний прощупал чародейским чутьем. Отступил вглубь дома, сделав приглашающий жест. Серп механически переступил порог, не отрывая глаз от лица, ничуть не изменившегося со времен их встречи более десяти лет назад, правда, сейчас не надменно-брезгливого, а усталого.

— Так ты Нетопырь? — молодой чародей смотрел с недоверием. — И уже был в ордене, когда приходил в нашу деревушку за учеником?

— Нетопыри в ордене с детства. Вижу, что не ошибся, отказавшись от тебя, — взгляд уперся в шею гостя, которую палач в последнее время забывал кутать.

— Быть в ордене никогда не жаждал, — ощетинился Серп. — И наставник мне попался хороший. Не глядел презрительно, и никакие запахи ему не мерещились.

— Да, с наставником тебе повезло, Серпилус. Но даже такой добряк, как Кверкус, я смотрю, не слишком преуспел с тобой.

— Тоже намереваешься исправлять недочеты моего образования, Илекс?

— А кто еще пытался? Неужели сам Юнкус? — усмехнулся хозяин. Ответом ему послужила презрительная гримаса. — Нет, я никого не желаю перевоспитывать. И за тебя в свое время не взялся, когда убедился, что ты чересчур заносчив.

— Я заносчив? Да ты сам…

— Я нарочно разыгрывал брезгливость. Ибо сразу почуял в тебе излишек самомнения и дурной гордости. Я ждал, что желание учиться окажется сильнее. Что ты подойдешь и спросишь в открытую, почему я ворочу нос. Понимаешь ли, в ордене ценятся доверительные отношения между братьями. Но ты лишь зыркал зло и сторонился. Нетопырям такие норовистые не нужны.

— Чего ты сейчас-то разоткровенничался? — фыркнул Серп, прикидывая, который раз за последние пару месяцев его называют норовистым.

— Думаю, что раз мы тебе понадобились, ты тоже можешь службу сослужить. Да и расположения Мерты ты сумел добиться. А я доверяю ее чутью.

Молодой чародей был убежден, что трактирщица прониклась к нему из-за внешности и обходительности, но почел за лучшее не высказывать вслух свои соображения. Нетопырь, впрочем, отличался проницательностью.

— Не думай, что сумел задурить голову старой женщине, которая тоскует по бурной молодости. Мерта знает свое дело. Всегда умела разделять работу и сердечные порывы. Умела, пожалуй, даже чересчур хорошо. — Илекс помолчал, но быстро стряхнул мимолетную задумчивость. — Ладно, что стоять в прихожей. Пойдем в комнату, там беседовать удобнее.

Он провел гостя в небольшую гостиную. Судя по неуютному виду комнаты, где сиротливо жался в угол небольшой резной шкаф да скучала у камина пара кресел, ею почти не пользовались. На стене напротив входа висел портрет рыжеволосой женщины. Чародейский светильник, сопровождавший хозяина дома, давал достаточно света, чтобы рассмотреть картину. Серп остановился, глядя с удивлением.

Женщина на портрете была молода, но не юна. И совсем не красива в привычном понимании. Хороши были разве что глаза да волнистые волосы необычного, приглушенного оттенка, почти такого, как у светлых язычков пламени, что пляшут на дровах ближе к сердцу костра. Черты лица простоваты, рот крупноват, фигура наверняка не отличалась стройностью: незнакомка сидела, но оголенные руки и плечи полно круглились. Тем не менее, задор и живость, отчетливо сквозившие во всем этом далеко не совершенном облике, не давали отвести взгляд. Большой яркий рот улыбался заразительно, а грудь в откровенном декольте, казалось, вот-вот всколыхнется от смеха. И еще чем-то тревожили зеленые глаза, которые отнюдь не искрились весельем, а смотрели с непонятным, но знакомым выражением.