Краденая магия. Часть 2 (СИ) - Кащеев Денис Георгиевич Страница 6

— Э, горим, что ли? — ахнул я, судорожно перебирая ногами в попытке не растянуться во весь рост на полу. Ладони выставил вперед — памятуя о том, что где-то там, у окна, должен стоять стол — но все равно промахнулся и болезненно врезался в него животом. Сбил дыхание, попытался его тут же восстановить — и закашлялся от дыма.

— Сердце самурая пылает лишь в смертельной битве и в объятиях прекрасной женщины! — раздалось тем временем в ответ. — А сие — изысканные благовония, сударь!

— Кто здесь? — резко повернулся я на голос, заставляя себя разлепить веки.

Вопреки ожиданиям, дым глаза не ел — ну, почти. Но комната перед моим взором как-то вся сразу скособочилась, завалилась — словно машина с пробитым колесом… Я уже было решил, что от «благовоний» у меня кружится голова, но тут понял, что 763-я и впрямь утратила присущую ей некогда симметрию: у кровати справа от входа отсутствовали ножки. Теперь это, по сути, был лежащий прямо на полу матрац, накрытый одеялом.

А на одеяле сидел японец. Похоже, тот самый, которого мы с Надей видели днем на аллее. Как его там?.. То ёми, то не ёми…

— Тоётоми Ясухару. Самурай из Осаки. Младший сын даймё провинции Сэтцу. К вашим услугам, сударь, — церемонно представился азиат, поднимаясь со своего импровизированного футона и ступая… Нет, не на паркет — на полу у нас, оказывается, появилось нечто наподобие тростниковой циновки.

Что до самого японца, то на нем было серое, похожее на домашний халат кимоно, на ногах — только носки. Обувь я, впрочем, заметил почти сразу: у входа стояли экзотичные деревянные сандалии — очевидно, это именно о них я запнулся, войдя в комнату. Я машинально перевел взгляд на свои собственные ноги в любимых кроссовках, бесцеремонно попиравших чистенькую циновку. Блин, у японцев же нельзя ходить по татами в обуви! В секции мне в свое время этим все уши прожужжали!

Я неуверенно попятился, пытаясь сдвинуться с циновки на полоску голого пола у стола, но та оказалась слишком узкой, чтобы на ней уместиться. Да и, собственно, какого фига?! Тут ему не Осака вообще-то!

— Молодой князь Владимир Огинский-Зотов, — назвался я, перестав наконец суетиться. — Из Москвы, — добавил, ненавязчиво подчеркивая, что, типа, нахожусь у себя дома. И тут мои порядки!

— Весьма рад знакомству, молодой князь, — с почтительным поклоном ответил Ясухару. — Для меня огромная честь делить с вами сию обитель!

— Взаимно, Тоётоми-сан, — кивнул я, кстати вспомнив вежливую форму обращения к японцам. Ясухару расплылся в широкой улыбке. — Сейчас, один момент, сударь…

Плюхнувшись пятой точкой на кровать, я по-быстрому расшнуровал кроссовки. Разулся, отнес обувь к двери и аккуратно поставил рядом с сандалиями японца. Бросив, таким образом, еще одну лепту на алтарь дружбы народов и культур, я счел себя вправе претендовать на встречную любезность:

— Прошу прощения, Тоётоми-сан, что вы сказали это за дым? — демонстративно повел я рукой в полупрозрачном воздухе.

— Сие благовония, молодой князь, — с готовностью отозвался Ясухару. — Кодо — Путь аромата — одно из главнейших искусств, наряду с тядо, Путем чая, и икэбана, наукой аранжировки цветов. Под руководством лучших учителей провинции Сэтцу я постигал все три, но особых успехов достиг именно в составлении благовоний!

— Это просто замечательно, сударь, — натянуто улыбнулся я, — но нельзя ли как-то… слегка прикрутить вентиль?

— Прикрутить вентиль? — удивленно переспросил японец. — Вы имеете в виду, развеять дым? — сообразил он, впрочем, тут же. — Но… зачем, позвольте поинтересоваться?

— Э… — на этот вопрос у меня как-то даже сходу не нашлось ответа.

— Концентрация вещества подобрана мной с особой тщательностью, — продолжил между тем Тоётоми. — Именно при таковой стоит рассчитывать на эффект!

— Эффект? Какой эффект? — на автомате спросил я.

— Он может быть разным, но конкретно сей аромат способствует росту магической силы у вкушающего его.

— Правда? — настал мой черед не сдержать удивления.

«Как ни странно, сударь — истинная правда, — опередив Ясухару, ответил мне Фу. — Прирост есть, и заметный! За то время, что вы дышите сей смесью, ваша сила возросла на шестую долю ньютона! Неплохо — для пары минут праздности!»

Хм, если так — то можно, наверное, и потерпеть. Тем более, что и к запаху я, кажется, уже почти привык…

— Вы сомневаетесь в моих словах, молодой князь? — запальчиво осведомился между тем японец.

— Что вы, Тоётоми-сан, ни в коем разе! — поспешил заверить его я. — Лишь смиренно восхищаюсь вашим мастерством!

— Я был лучшим учеником самого Масаюки-сама, непревзойденного мастера кодо! — с нескрываемой гордостью заявил на это Ясухару. — Я всегда и везде стараюсь стать лучшим, молодой князь, — добавил он затем. — Смею надеяться, не станет исключением и Федоровский кадетский корпус!

— Похвальное стремление, — хмыкнул я. И зачем-то добавил: — Но здесь это вам будет непросто, сударь!

— Покойный дед говорил мне: проиграть позорно. Но втрое позорнее не попытаться победить!

— Отлично сказано, — кивнул я. — Ваш дед был мудрым человеком.

— Благодарю, молодой князь, — поклонился японец.

— Не могу не отметить, Тоётоми-сан, что вы великолепно говорите по-русски, — добавил я контрольный выстрел учтивости. Вполне, впрочем, искренне.

— И снова благодарю, молодой князь. Я несколько лет готовился к поездке в Россию, — с очередным поклоном ответил Ясухару. Затем он чуть помедлил, будто колеблясь, и, приняв какое-то решение, продолжил: — А сейчас, если позволите… — здесь японец обернулся к своей кровати и в следующую секунду откуда-то из-за подушки выпорхнула пузатая глиняная бутыль с длинным узким горлышком. Тоётоми ловко поймал ее в воздухе и снова перевел взгляд на меня. — Сие нихонсю дала мне в дорогу матушка, наказав выпить его с первым русским, которого мне захочется назвать своим другом. Не скажу, что меня недостаточно хорошо приняли в вашей стране — отнюдь — но до сего дня бутылка сохранилась в целости. Не окажете ли вы мне честь распить оную со мной?

— Прям сейчас? — вырвалось у меня.

— В мире не существует ничего, кроме «сейчас»! Прошлого уже нет, будущего еще нет! Разумеется, сейчас.

— Что ж… Охотно, сударь! — заявил я на эту философию — признаться, даже польщенный предложением самурая.

— В таком случае, прошу, молодой князь! — просиял тот.

Я было подумал, что теперь Ясухару подойдет к столу, и сам уже дернулся в ту сторону, но вместо этого японец, как стоял, опустился на колени на циновку, поставил бутылку перед собой и жестом предложил мне усесться напротив. Ну да почему бы и нет? Я устроился на полу, повторив позу Тоётоми: задница опирается на пятки, колени слегка разведены. Не самое удобное положение, кстати: ноги в нем быстро немеют. Помнится, в секции каратэ нас тоже заставляли так сидеть, и долго я не выдерживал. Собственно, никто долго не выдерживал, кроме нашего сэнсэя, даже старшие ученики.

Между тем, Ясухару повел в воздухе пальцами, и из-за его спины выплыли две белые керамические плошки. Плавно обогнув пучок волос на голове японца, одна за другой они опустились на циновку перед Тоётоми. Я уже был готов к тому, что теперь и бутылка взлетит и начнет сама эти плошки наполнять, но самурай подхватил ее рукой, поднял, вынул пробку и принялся разливать содержимое безо всякой магии.

«Сие знак особого уважения», — ответил на мое легкое недоумение фамильяр.

Наполнив плошки, Ясухару отставил бутылку, затем взял обеим руками одну из порций и с поклоном передал ее мне. Я принял угощение — также обеими руками и тоже с поклоном. Наощупь плошка оказалась теплой, содержимое явственно пахло спиртом.

Серьезно? Теплая водка?

«Нихонсю, или как сие называют у нас — сакэ — не водка, — без задержки пояснил Фу. — Содержание алкоголя в нем всего пятнадцать градусов, как в десертном вине. Но, если хотите, сударь, я могу не дать спирту попасть в вашу кровь и предотвратить эффект опьянения…»