Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек Страница 6

– Слушай, Кокос, погляди, мне кажется, со мной что-то не так...

Это у него фоб такой. Заскок, закидон. Шнобелю постоянно кажется, что с ним что-то не так. В смысле внешности. И он всех спрашивает, все ли с ним в порядке со спины.

– Может быть, все-таки что-то не так?

Некоторых достает, а я вот привык.

– Что-то не так... – Шнобель вертелся перед зеркалом и так и сяк, стараясь уличить нетакость.

– Да все с тобой в порядке, Нос, – успокоил я. – Красив, поджар, в глазах железо. Идем.

– Да, надо идти... – согласился Шнобель, – надо... И морду такую сделай... зверскую.

Я сделал зверскую морду, и мы двинули в сторону выхода.

И нас действительно никто не узнал. Даже эта, с косичками.

На улице было холодно и сухо, весной случаются такие дни, в апреле особенно.

Мы выкатились из «Бериозки» и направились к девятиэтажному дому по улице Высоковольтной, где во втором подъезде хранились прикованные к батарее велосипеды. Освободив технику от цепей, мы покрутили в сторону местечка Кубланы, где в реликтовой сосновой роще располагался Лицей им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. В котором мы имели счастье обучаться.

Путь был нелегок. Хитрый Шнобель припас для себя хайтековский велик с кучей передач и дисковыми тормозами, мне же выделил допотопный грыжеватый «Орленок».

– У тебя же три велика, – недовольно сказал я. – Неужели нормальный не мог взять?

– Это не просто велик, иван, – объяснил Шнобель. – Это еще и средство обороны. В случае чего ты сможешь бросить его в противника. Когда в тебя попадает велосипед – это больно, и сразу вскочат синяки.

Я ничуть в этом не сомневался. Но метательные достоинства, скрытые в бледно-зеленом «Орленке», не добавляли ему достоинств скоростных. Поэтому крутить педали мне было невесело, я даже почти сразу вспотел.

Еще больше вспотел я через километр, когда Шнобель свернул для конспирации на лесную тропу и толковая дорога практически исчезла. Давить на педали приходилось шибче, к тому же еще приходилось объезжать полупроснувшихся лягушек, это утомляло.

По лесной тропе мы пробирались почти час. Шнобель ругался, сверялся с GPS-модулем, отмахивался кепкой от комаров, два раза бросал велосипед и бежал собирать ландыши. Я немножечко злился, ландыши пахли горько, от этого щекоталось в носу.

Через час петляний по реликтовой роще между деревьями забелел забор. Забор был мощный, капитальный, мы закинули на него лесенку и легко перебрались на территорию Лицея.

– Ну что? – Шнобель подмигнул сразу обоими глазами. – Ты чувствуешь трепет свершений, иван?

– Рожу жжет, – ответил я.

– Рожа вторична. Где машина?

– Он ее за углом ставит обычно...

– Ну так идем.

Шнобель короткой перебежкой перебежал до стены здания, я за ним. Прокрались до угла.

Выглянули. И тут же спрятались обратно.

– Почему свет? – спросил я. – В химическом кабинете свет горит, с какой это радости?

Шнобель снова высунулся из-за угла. Смотрел почти минуту.

– Там, кажется, кто-то есть... – сказал я.

– А, это новенькая...

– Какая новенькая?

– Такая, обычная. Кожаная куртка дешевая, дурацкая, на базаре скорее всего купили, джинсы слегка расклешенные, но не стрейч, ремень...

Я ткнул Шнобеля локтем.

– Ладно, ладно. Ты же болел. А пока ты болел, она пришла. Ничего интересного, на мой взгляд, обычная метелка с грязными волосами...

– Что она тут делает?

– Полы, наверное, метет.

Я поглядел на Шнобеля с недоумением:

– Полы?!

– Угу.

– Зачем? – не понимал я.

– Зачем, зачем, чтобы чистые были...

– Но уборщица же есть!!!

Я был удивлен вроде как. Чтобы лицеисты мыли полы! Куда все катится? Во крапива...

– Может, у нее заброс такой просто, – сказал Шнобель. – Знаешь, дети американских миллионеров тоже газоны там всякие стригут, за детьми-дебилами присматривают. Это, типа... так принято, короче. Правильное воспитание называется.

– У нее что, папа американский миллионер?

– У нее... потом расскажу. Давай лучше к тачке двигать, поздно уже.

– А эта новенькая, – я кивнул в сторону химического кабинета, – нас не увидит?

– Физику надо учить, бонифаций, – насмешливо сказал Шнобель. – Свет горит в помещении. Эффект Доплера. Мы ее видим, она нас нет. Все просто. Давай, иди.

– А почему я? – спросил я.

– Я покараулю.

– Я сам покараулю...

– У меня зрение лучше.

Это был тяжелый аргумент. Зрение у Шнобеля на самом деле было отменное. Я вздохнул и направился к машине.

«Хаммер» физрука стоял почти посередине лицейского двора, возле флагштока. Вокруг было простреливаемое пространство, но я не особо опасался, шагал открыто, даже не пригибаясь. Это потому, что, кроме новенькой, в Лицее должны были находиться всего два человека, да и то с другой стороны здания, не здесь. Владелец «Хаммера» физкультурник Аверьян Анатольевич Цикада, сокращенно Автол. И сторож Киллиан, настоящее имя которого было неизвестно. А Киллианом его прозвали за то, что однажды по приказу завуча он взялся расстреливать из пневматической винтовки наледь, а застрелил гуляющую по водостоку кошку. Чем навсегда вошел в историю Лицея. Правда, некоторое время его называли Кошачьей Смертью, но это было громоздко, Киллиан и короче и оригинальней.

Лампы в кабинете химии бросали на асфальт оранжевые прямоугольники, совсем как у поэта Маяковского в единственном его стихотворении, которое я осилил прочтением. Новенькая уныло водила шваброй туда и сюда, на улицу даже не смотрела, хорошо, стало быть, была подготовлена по физике. Впрочем, мне ее тоже было плохо видно. Дурочка какая-то, наверное.

Я без затруднений добрался до широкой кормы американской танкомашины, обошел вокруг, остановился возле места водителя. Пощупал хромированную сталь зеркала.

Неожиданно подбежал Шнобель.

– Ты чего не следишь? – спросил я.

– А, – отмахнулся Шнобель, – все равно Автол не придет...

– А если придет?

– Этот придурок на туфлях такие подковы таскает, что его за два километра слышно. Хватит болтать, давай, за дело...

– Не закрыто... – Я заглянул внутрь машины.

– А чего ему закрывать, – прошептал Шнобель. – В нашем родном Мухосранске «Хаммер» только у него, кто ж угонять будет, придуров нет...

– Растет благосостояние простых российских физкультурников, – сказал я. – Может, шины ему пропороть?

– Это уже серьезно, – не согласился Шнобель. – Будем делать, как планировали. Готов?

– Ну.

– Лей. – Шнобель воровато оглядывался.