Маргарет Уэйс - Час близнецов Страница 6

Громко фыркнув, Астинус перебил ее.

— Вы злоупотребили моим временем, оторвав меня от работы, — проворчал он, поднимаясь и широкими шагами направляясь к дверям комнаты. — Позвоните в звонок и вызовите Бертрема, когда надумаете уходить. Прощай, Посвященная Паладайна.

Прощай… дружище.

Астинус открыл дверь и впустил в комнату мирную тишину библиотеки, которая словно обдала разгоряченную Крисанию приятной освежающей прохладой.

Почувствовав, что самообладание возвращается к ней, она успокоилась и выпустила из руки медальон. Церемонно поклонившись вслед Астинусу, она заметила, что и маг сделал то же самое. Дверь за хронистом затворилась, и они остались вдвоем.

Некоторое время оба молчали. Наконец Крисания почувствовала, что тело ее вновь наполнено силой Паладайна, и повернулась к Рейстлину.

— Признаться, я совершенно забыла, что именно ты и те, кто был тогда с тобой, отвоевали священные Диски. Конечно же, ты читал, что на них написано. Но как бы мне ни хотелось поговорить с тобой об этом, я вынуждена попросить, чтобы впредь, какие бы дела нас ни связывали, Рейстлин Маджере, ты говорил об Элистане с уважением. Он…

Она замолчала, потому что в этот момент худое тело мага изогнулось, словно сведенное судорогой.

Приступ жесточайшего кашля разорвал ему грудь, и, захлебываясь им, Рейстлин Маджере жадно хватал ртом воздух. Его шатало так сильно, что, не будь с ним посоха, он, казалось, непременно бы упал. Позабыв о своей вражде, Крисания машинально протянула вперед руки и, обхватив мага за плечи, прошептала целительную молитву. Ладони ее чувствовали мягкое тепло его одежд. Но не только. Тело Рейстлина судорожно вздрагивало, и Крисания почти физически ощущала терзавшую его боль. Сердце ее наполнилось состраданием и скорбью.

Однако Рейстлин резко отстранил руки Крисании. Кашель его понемногу утих, а когда к нему вернулась способность свободно дышать, Рейстлин насмешливо поглядел на жрицу.

— Не трать на меня своих молитв, праведная дочь Паладайна, — сказал он и, вытащив из кармана чистую тряпицу, отер ею губы. Когда он отнял платок, Крисания увидела на нем алые пятна крови. — Моя болезнь неизлечима. Это жертва, цена, которую я заплатил за свою волшебную силу.

— Не понимаю… — пробормотала Крисания. При воспоминании о прикосновении к теплым плечам мага пальцы ее непроизвольно шевельнулись, и она поспешно спрятала. руки за спину.

— Вот как? — язвительно удивился маг и так взглянул на нее своими желтыми глазами, словно намеревался прочитать самые сокровенные ее мысли. — А какова была цена, которую ты заплатила за свое могущество?

На щеках жрицы заиграл легкий румянец, едва заметный в свете слабеющего пламени камина. Встревоженная властным вторжением мага в самые потаенные глубины своего естества, Крисания отвернулась к окну. Над Палантасом сгустилась ночь. Серебряная луна Солинари повисла в небе тонким серпом. Красная луна — близнец Солинари — еще не взошла. Черная луна… «Где она? — неожиданно задумалась Крисания. — Неужели он ее видит?»

— Я должен идти, — хрипло сказал Рейстлин. — После приступов я становлюсь слаб, точно младенец. Мне нужно отдохнуть.

— Конечно. — Крисания ощутила, как к ней возвращаются спокойствие и уверенность в себе. Разобравшись со своими чувствами, она снова повернулась к магу:

— Благодарю тебя за то, что пришел…

— Но мы еще не закончили, — сказал Рейстлин. — Я был бы рад, если бы мне удалось доказать, что опасения вашего бога безосновательны. Ради этого я предлагаю тебе прийти в Башню Высшего Волшебства: там ты увидишь меня в окружении моих книг и поймешь, чем именно я занимаюсь. Когда ты узришь все своими глазами, твой разум успокоится. Как написано на священных Дисках, мы боимся лишь того, чего не знаем…

Он сделал шаг по направлению к Крисании. Удивленная его предложением, она замешкалась и не успела отстраниться от мага, уже оттесненная им к окну и лишенная путей к отступлению.

— Я не могу… отправиться в Башню, — запнувшись, пробормотала она — близость мага вызвала у нее легкое головокружение. Крисания попыталась обойти его, но Рейстлин выставил свой посох и загородил ей проход. Стараясь говорить как можно спокойнее, Крисания продолжила:

— Заклятия, которыми заперта Башня, не позволят никому из нас…

— За исключением тех, кого приглашаю я, — тихо перебил ее Рейстлин.

Он сложил окровавленный платок, спрятал его обратно в потайной карман плаща и, протянув руку, обхватил пальцами запястье Крисании.

— Ты отважна, праведная дочь Паладайна, — сказал он. — Ты не содрогаешься даже при моем пагубном прикосновении.

— Мой бог со мной, — гордо ответила Крисания. Рейстлин улыбнулся, и улыбка его, несмотря на зловещую бесчувственность желтых глаз, была теплой. Этой улыбки хватило бы на двоих, и Крисания поддалась ее очарованию. Маг тем временем привлек девушку еще ближе и только тогда выпустил ее руку. Прислонив посох к спинке кресла, он обхватил своими худыми ладонями ее голову поверх белой ткани капюшона. Крисания затрепетала от прикосновения его рук, но не могла ни пошевелиться, ни вымолвить слова. Она просто стояла и смотрела на него глазами, полными страха, который она не могла ни победить, ни понять.

Не отпуская ее голову, Рейстлин чуть наклонился и легко коснулся ее лба губами, с которых только что стер кровь. Крисания услышала, как он пробормотал какие-то непонятные слова, после чего опустил руки.

Освобожденная от объятия мага, она едва не упала., Тело Крисании ослабело, голова слегка закружилась. Рука ее помимо воли поднялась ко лбу, на котором саднил запечатленный след его губ.

— Что ты наделал?! — воскликнула она. — На меня нельзя наложить заклятие!

Моя вера защитит меня от…

— Несомненно, — вздохнул Рейстлин, и в голосе его послышалась печальная усталость, свойственная людям, которых постоянно недопонимают или преследуют подозрениями. — Я просто снабдил тебя печатью, которая позволит пройти через Шойканову Рощу. Этот путь не из легких… — Тут к магу снова вернулась исчезнувшая было язвительность. — Но я думаю, что вера поддержит тебя.

Накинув капюшон, маг молча поклонился Крисании, которая, не сводя с него глаз, никак не могла найти слов для достойного ответа. Затем Рейстлин нетвердой походкой направился к двери. Выпростав из-под плаща исхудавшую, как у скелета, руку, он дернул шнурок звонка. Дверь сразу же отворилась, и на пороге показался Бертрем. Быстрота его появления навела Крисанию на мысль, что Астинус, должно быть, оставил его в коридоре и тот, возможно, подслушивал разговор. Губы ее плотно сжались, и она метнула на Эстетика столь гневный и высокомерный взгляд, что бедняга тут же побледнел, хотя понятия не имел, в каком преступлении его обвиняют. На лбу у Бертрема выступили капли пота, и он отер заблестевшую лысину рукавом.