Евгений Малинин - Уругумская сталь Страница 6

И только угол, в котором сидел Ратмир, продолжал оставаться в полумраке, как будто он находился в другом помещении. А невидимая стена, отгораживавшая это помещение от остального пространства нижнего зала, словно бы отсекала багрово-красные всполохи, лишала их силы, глушила их мощь!

С минуту взгляд трижды посвященного волхва скользил в пространстве преображенного зала, а затем медленно, торжественно разошлись обе створки высокой и странно узкой двери, и в зал вступила небольшая процессия, состоявшая из трех человек.

Впереди медленно, словно нащупывая при каждом шаге правильную дорогу, двигался Хвост, недавно принятый Ратмиром в ученичество. Молодой парень был одет в дорогой, расшитый золотом и цветным шелком кафтан, на его голове красовалась бархатная, опушенная коротким мехом шапочка. Ноги его, обутые в мягкие короткие сапожки переступали осторожным мелким шагом.

За ним таким же медленным шагом следовал Гвард из стаи восточных медведей. Он был обнажен, переставлял ноги неуверенно, а его взлохмаченная голова чуть подергивалась. Глаза медведя лихорадочно обшаривали зал, взгляд его то прилипал к узором брошенного под ноги ковра, то вскидывался к гримасничавшим на стенах ликам, и, словно испугавшись этих гримас, снова падал вниз, к хитроумным затягивающим взгляд узорам.

Последним шагал посвященный Тороп, одетый в темную, длинную хламиду, скрадывавшую очертания его тела. Взгляд его был сосредоточен и, словно бы, погружен внутрь, в самого себя, но Ратмир сразу же понял, что его ученик до предела сосредоточен и просто не замечает окружающего.

Хвост, между тем, поднялся на помост, миновал его верхнюю площадку, спустился на пару ступеней с противоположной стороны и, резко повернувшись, взметнул вверх обе руки. Гварл, оказавшийся в этот момент на верхней площадке, остановился, и его взгляд буквально впился в поднятые руки ученика Ратмира. Тело медведя наклонилось вперед, словно, только эти, тянущиеся к низкому потолку руки удерживали его от следующего шага – шага вниз, прочь от уготованной ему судьбы!

Ратмир, до этого момента пристально наблюдавший за происходящим, закрыл глаза. Несколько секунд под его закрытыми веками продолжали метаться багровые отсветы, но, он умело отсек этот остаточный свет и начал тщательно прощупывать накрывшую его тьму. Еще несколько секунд ничего не происходило, а затем из окружавшего трижды посвященного волхва мрака осторожно выступили три фигуры, стоявшие на помосте. Очертания двух из них – передней и задней, едва проглядывались, оттененные едва заметным темно-фиолетовым ореолом, зато третья, стоявшая посредине, едва появившись, стала набирать яркость и скоро засверкала, словно подсвеченная изнутри хрустальная статуя! Волхв сразу же сосредоточил все свое внимание на голове этой, наполненной яркими, переливающимися пятнами, фигуры.

В этот момент в зале, сразу во всем его объеме возник едва слышный, низкий, тягучий звук. Одна единственная нота, проклюнувшаяся, казалось, из плещущего по стенам, багрово-красного света и точно попавшая в его ритм, тянулась и тянулась, как будто некий невидимый, но мощный хор, состоящий из сотни мужчин, посылал этот звук, как прощание одному из своих товарищей. Взгляд Гварда, стоявшего на вершине помоста, вдруг прояснился, сам он выпрямился, даже вытянулся вверх, и замер, внимательно прислушиваясь к этому звуку.

Хвост медленно опустил руки, осторожно повернулся и, мягко ступая, прошел к стоящему в стороне столику. Там он взял в руки чашу с медленно качнувшейся в ее лоне жидкостью и, вернувшись на помост, протянул чашу медведю. В тот же момент тон заполнявшего зал звука чуть изменился, и из него, как нить с вращающегося веретена, потекла медленная музыкальная фраза, которая мгновенно приобрела смысл:

«Прими последний дар Матери всего сущего… Испей и вспомни все!..»

Гвард медленно протянул руки вперед и принял чашу. Тем же медленным, тягучим движением, не расплескав ни капли маслянисто поблескивающей жидкости, он поднес чашу и лицу, глубоко вдохнул темно-синий, накрывший чашу аромат и припал к ней губами. Ножка чаши, зажатая в ладони человека, медленно поползла вверх, и тяжелая жидкость начала неторопливо переливаться из мертвого металла в живое тепло гортани… пищевода… желудка!

И тут снова чуть изменилась тональность наполнявшего зал звука, и зазвучала другая мелодия. Эту мелодию уже нельзя было переложить в слова, ее звуки были несовместимы с человеческой речью, хотя исполнялась она явно человеческим горлом. Долгий, заунывный звук переползая с ноты на ноту по каким-то своим, нечеловеческим законам звучал все то время, в течение которого Гвард тянул жидкость из чаши. А когда та опустела, звук оборвался настолько резко, что показалось, будто бы именно наступившая тишина выбила чашу из руки обреченного. Темный опустевший, ставший ненужным предмет, вывалился из разжавшихся пальцев и устремился вниз, словно желая спрятаться в переплетениях темного узора ковра, но ему не позволили долететь до пола. Хвост подхватил чашу и осторожным, крадущимся шагом направился к стоявшему в стороне столику. Когда он вернулся на свое место, в его руке уже поблескивал тонкий длинный клинок.

И в этот момент снова сменилась мелодия. Поднявшись чуть выше, она вдруг стала похожа на колыбельную. Стоявший позади Гварда Тороп едва заметно качнулся из стороны в сторону, как мать, укачивающая на руках маленького ребенка, и медведь, чуть помедлив, повторил это движение. Его обнаженное тело также едва заметно качнулось в такт «колыбельной», потом еще раз, и еще раз, понемногу увеличивая амплитуду раскачивания…

Именно в этот момент Ратмир заметил, что сияние, наполнявшее тело интроектируемого, изменилось… Нет, световая палитра тела осталась практически прежней, а вот с головой явно что-то происходило. Яркость цветных пятен, заполнявших голову, чуть уменьшилось, затем они снова вспыхнули, но их цвет изменился, стал холоднее, перетек из оранжевого в желтый, из голубого в синий, а два небольших, насыщенно фиолетовых пятна стали… черными! И только гало, окружавшее все тело, стало медленно наливаться краснотой!

Трижды посвященный волхв даже чуть приподнялся в кресле, напряженно наблюдая за происходящими изменениями. Медведь продолжал покачиваться из стороны в сторону, в такт звучавшей мелодии, а в его голове, так же в такт колыбельному напеву, медленно тускнели расцвечивавшие ее разноцветные пятна. Ратмир видел, как, переходя от одного цвета к другому, эти яркие сияющие маячки постепенно, по очереди доходили до фиолетового свечения, а затем и совсем гасли, оставляя вместо себя черное, мертвое пятнышко. Постепенно эти черные пятна все больше заполняли объем головы, хотя порой уже умерший участок мозга снова начинал наливаться фиолетовым светом, словно показывая, что он не умер, что он еще может возродиться, но мелодия продолжала царить в зале и едва оживший участок мозга снова гас, темнел, чернел!..