Матвей Курилкин - Будни имперской разведки Страница 6

– Я правильно понял, что эта барышня – не эльф? – задал я мучавший меняя в течение всей аудиенции вопрос сразу, как только мы покинули стены дворца.

– Именно, лейтенант! – шеф был так взбудоражен, что неосторожно обратился ко мне званием, которым, по идее, в целях конспирации, называть не должен был. – Орчанка, ведь правда, зеленый?

– Похоже на то, начальник, – с готовностью отозвался Ханыга. – Все, как в описании: уши острые, кожа смуглая, но не зеленая, глаза фиолетовые, волосы черные, тип лица – степной. Скулы ярко выраженные, внешний край глаз удлинен, клыки верхние и нижние, слабо выраженные, сложение эльфийское. На руках вместо ногтей – когти, как у орков, и, похоже, способности и с той и с другой стороны. Вот уж не подумал бы, что у Оттиля сын…

– Так, коллеги, подождите! – я не выдержал – Вы что, хотите сказать, что это не представительница расы, которой я не знаю, а… полукровка?

– Ага. – Лаконично ответил шеф. Что, не слышал, что такое бывает?

– Где бы я мог это слышать?! Но я думал, мы это, не скрещиваемся. Это же только говорится – расы, а на самом деле – разные виды!

– Из любого правила бывают исключения, лейтенант. Время от времени потомство все-таки появляется, сам же видел. Это была дочь орчанки и эльфа. Если бы наоборот – был бы сын, это правило. Кто бы мог подумать, что у Оттиля сын влюбился в орчанку! Да, старикану в свое время явно тяжело пришлось. Если бы не защита императора, из клана бы поперли, вместе с сыном и внучкой, понятно. Интересно, кто у нее мать? Не столичная точно, я бы знал.

– Духи камней, кто бы мог подумать… – я ошарашено встряхнул головой. В принципе, не удивительно, что я не знал о такой возможности. Там, где я раньше жил, даже само предположение о том, что представители разных видов могут полюбить друг друга, было бы кощунственным. Там это – табу. Здесь, судя по всему, тоже не слишком одобряется.

– То, что эльфы это не одобряют, я из вашего разговора понял. А как к этому относятся орки? – я все-таки не сдержался, и полюбопытствовал. Шеф кашлянул, и промолчал, а Ханыга ответил:

– А орки о таком даже говорить стесняются. Не то, чтобы совсем против, но о таких вещах предпочитают молчать. Если ребенок остается в семье орков, его просто воспитывают, как обычного орка.

– Ладно, хорош трепаться, – оборвал словоохотливого гоблина шеф, – разрешение на проведение ревизии у нас есть, пошли разбираться. А то уже закрытие скоро, а до завтра копия бумаги уже по инстанциям пройдет, кто-нибудь обязательно предупредит. И где тогда эффект внезапности? Всему-то вас учить надо!

Мы с Ханыгой не устыдились. Откровенно говоря, настроение у всех было не ахти. Тяжелая, бессонная ночь и вообще не способствует жизнерадостности, а уж такие сведения, какие мы получили от неожиданно свалившегося на нас пленного… мне лично неприятно было осознавать, что в империи стало так неспокойно. Сначала чуть не состоявшийся бунт эльфийских кланов, теперь вот возникает подозрение, что в таком серьезном государственном учреждении, как миграционная служба завелась гниль.

Я не так давно здесь живу, но уже привык воспринимать Империю, как нечто незыблемое и надежное. А теперь выясняется, что эта незыблемость – иллюзия, и в любой момент она может исчезнуть. Кто-нибудь соблазнится властью, деньгами, или еще чем-нибудь, и начнется смута, гражданская война, и удивительный мир, в существование которого даже поверить трудно, будет разрушен. И все станет так же, как везде – нищета, взаимная ненависть рас и сословий, кровь, и, как результат – деградация.

Моим коллегам кажется, пришли в голову похожие мысли – во всяком случае, я не знаю, из-за чего у них могут быть такие хмурые физиономии. Хотя, вероятно, им была неприятна необходимость провести часть жизни, хоть и небольшую, в изоляторе – по-настоящему непривлекательном приземистом сером здании с грубыми решетками на давно немытых окнах, сквозь которые виднелись серые, некрашеные занавески.

В миграционной службе нас встретили неприветливо. Что и не удивительно – кому понравится внеплановая ревизия? Особенно если учесть, что проверяющие – парни с неясными полномочиями, показавшие какую-то нестандартную бумагу из имперской канцелярии, пускай и со всеми положенными печатями, да еще не имеющие никаких должностей. Полагаю, до сих пор тут такого не случалось. И вообще – работники выглядели вовсе не так браво, как тогда, когда мне приходилось, как иммигранту, находиться здесь. Пока нас вели по хорошо знакомым мне мрачным коридорам с плохо покрашенными и неровно оштукатуренными кирпичными стенами, шеф успел расспросить дежурного, как нынче обстоят дела в инспектируемом заведении. Выяснилось, что директора миграционной службы, Ричарда Лайвиса сейчас нет на месте – в последнее время он часто болеет, а его обязанности сейчас выполняет его заместитель и правая рука – Ингвар Стокс. Оба, как нетрудно догадаться – люди. Вообще, в изоляторе служили по большей части представители этой расы – исторически так сложилось. Большинство иммигрантов принадлежат к этой расе, и многие не любят или просто боятся представителей других народов, так что во избежание лишних конфликтов, на работу сюда стараются брать именно людей.

Кабинет директора не слишком изменился с тех пор, как я в последний раз его посещал. Некрашеный стол, единственный стул, занятый ныне заместителем директора, да серый от пыли старый ковер на полу – вот и вся обстановка. Сидящий на стуле человек разительно отличался от знакомого мне по моему пребыванию здесь Ричарда Лайвеса. Просто полная противоположность – низенький, полный, лысый, как коленка, с морщинками вокруг глаз и губами, растянутыми в широкую улыбку.

– Добрый день, милостивые государи! То есть, надеюсь, это у вас он добрый, а у меня, как я вижу, не задался – ревизия. – И он весело рассмеялся, радуюсь своему остроумию. – Чем обязан визиту? Неужели кто-то из сотрудников нашего скромного учреждения попал под прицел недремлющего ока столичных сыщиков? Но почему тогда именно ревизия? Я теряюсь в догадках!

– Да мы и сами, того, теряемся, – включил дурака гоблин. – Ваши "выпускники" в самом деле засветились, мы обратились к императору с просьбой разрешить задать вам про них несколько вопросов, а вместо этого нам передали эту бумагу и просьбу, заодно, провести ревизию.

– Ахха! По-видимому, кому-то из умников в канцелярии представился случай сделать свою работу чужими руками! Вот это я понимаю, профессионализм! Что ж, господа, у нас все прозрачно, я готов показать любые бумаги.

Следющие несколько часов стали одними из самых скучных в моей жизни. Стенограммы допросов, подробные биографии поступивших за последние три месяца, отчеты психологов, магов и врачей, отзывы с мест работы в империи, куда иммигранта распределили по окончании проверки в миграционной службе… Все выглядело довольно правдоподобно. Ко времени закрытия, мы не продвинулись ни на шаг.