Далия Трускиновская - Диармайд. Зимняя сказка Страница 6

Изора тем временем подготовила глиняную курильницу, зажгла свечу и налила в углубление над ней сперва – воды, сверху – масла, собственноручно для таких дел составленного. Курильницу она поставила за шаром. Вода пошла мелкими пузырьками, и, пока Сана уговаривала шар, начал распространяться сладковатый запах, в котором особенно отчетливо выделялась нота кардамона.

Потом Сана села, положив руки на стол ладонями вниз и наклонившись к шару так, что едва не касалась его носом. Изора встала сзади, сжав узкие Санины плечи. Теперь они тоже вдыхали аромат, испытывали легкое головокружение, отсутствие тяжести собственного тела, и были готовы.

Сперва шар не давал ничего, кроме обычной игры граней, потом в серединке затуманилось, заклубилось, образовалась темная сердцевина, пятно поползло, в нем возникла прореха. И это была именно та прореха, через которую можно было подсмотреть важные вещи.

Сана с Изорой увидели, к своему изумлению, постель, на которой двое занимались любовью.

– Ой… – прошептала Сана, Изора же и того не смогла.

Они настолько ошалели от неожиданной картинки, что даже не сразу поняли – картинка звучит. Стоны женщины и последний торжествующий вскрик мужчины были довольно громкими, после чего наступила тишина, и лишь было видно, как двое, еще не размыкая объятия, целуют друг друга уже не страстными, а умиротворяющими поцелуями.

Наконец, объятие все же распалось. Двое нуждались в отдыхе – и они легли рядышком, держась за руки. Теперь можно было понять, что крошечная женщина в глубине хрустального шара – именно крестная, но несколько помолодевшая. То ли любовь на нее так подействовала, то ли картинка была давняя – в тот миг ни Изора, ни Сана об этом не задумались.

Мужчина рядом с ней потянулся за покрывалом и набросил его на бедра и ноги подруги, потом потянул край и на себя.

Если бы при работе с шаром можно было говорить, подружки непременно спросили бы хором: послушай, кто это? Но вопрос остался бы без ответа – мужчину они видели впервые в жизни. Дара на картинке была смугла, он же – белокож и даже беловолос. Но длинные волосы не показались подружкам седыми – это была платиновая белизна, довольно редкая для мужчины, и неудивительно, что он отрастил такую пышную гриву. Сейчас, когда оба лица были видны в профиль, обнаружилось, что и у него, как у нее, нос – с легкой горбинкой. Что же до телосложения – тело он имел тонкое и молодое, почти безволосое, как мальчик четырнадцати или пятнадцати лет.

Однако это было лицо отнюдь не мальчика, да и рост тоже…

Дара приподнялась на локте, чтобы внимательно посмотреть на это самое лицо, в тот миг – любимое. Она улыбалась, улыбался и он, да так, что Сана с Изорой хором вздохнули.

– Вот это и называется счастьем, – сказала Дара.

– Я рад, что ты сейчас счастлива, – помолчав, произнес он. – Шампанского?

Дара, опираясь о левый локоть, подняла над грудью любимого правую руку – и в заранее правильно собранных пальцах образовался золотистый фужер. Один на двоих.

– За нас? – спросила она.

– За этот час и миг, – ответил он. Как показалось Изоре с Саной, по-особому произнеся «час» и «миг».

– Да-а… Больше нам не отпущено… – голос крестной чуть изменился.

– Все зависит от тебя.

– Если бы в этом мире все зависело только от меня!

– Ты сама себя обманываешь, Дара, – возразил он. – С женщинами это часто случается.

– Я люблю тебя – значит, тебя и обманываю, – извернулась она. – Пей за наше счастье, милый.

Он тоже приподнялдся на локте и пригубил фужер.

– Странно, что судьба о нас позаботилась, дала и место, и время, и свободу, – он опять сделал маленький глоток. – Если вдуматься, то иной любви у нас и быть не могло.

– Зато мы не будем свидетелями ее безвременной кончины.

– В том-то наша беда, что мы с тобой всегда помним о времени…

Она допила шампанское и откинула покрывало.

– Спешишь?

Тонкая мужская рука скользнула по спине крестной, мужчина попытался привлечь к себе подругу – и кто его разберет, чего в его душе сейчас было больше, нежности или желания сделать по-своему.

Впрочем, жажда близости, кажется, была неподдельной…

Дара резко повернулась к избраннику.

– Хочешь, чтобы я лежала и смотрела, как уходишь ты?

Она вскочила с постели, подхватила с пола ком одежды, выпрямилась – если бы кто вздумал ее сейчас изваять, то назвал бы скульптуру «Проснувшаяся гордость»!

– Сила твоя велика, – сказал мужчина. – Но она останется с тобой, пока ты влюблена. Иссякнет любовь – иссякнет и сила!

– Любовь к тебе?

– Это гейс, Дара. Я давно думал о прощальном подарке. Вот тебе мой гейс!

– Ты сошел с ума!

– Ты еще очень молода, милая. У тебя будет много любви и много силы. Но кончится одна – кончится и другая! Гейс! Слышишь? Гейс!

Дара, как была, неодетая, кинулась бежать. Но мужчина протянул левую руку и сделал жест, хорошо знакомый и Сане, и Изоре, – обе они склонились перед властью этого жеста в час своего посвящения. И склонились добровольно, принимая, как необходимое условие своих новых способностей, отказ от некоторых на первый взгляд сомнительных прав, вроде права стоять под сосной или права петь за пределами своего дома.

Шар показал этот миг с точки зрения мужчины – подружки увидели голую спину крестной и длинные пальцы левой руки, перечеркнувшие эту спину знаком, и перстень на среднем пальце с белой искрой вместо камня. Знак попал в цель – Дара, ощутив это, повернулась, и подружки затаили дыхание, в надежде услышать имя.

Возможно, она и назвала мужчину по имени – ее рот несколько раз открылся, и на лице при этом была злость. Но треклятый шар именно тут выключил звук. А секунду спустя и лицо крестной пропало.

На месте, где была картинка, в хрустальном шаре образовалось темное облачко, что означало – к работе непригоден, временно или даже навсегда.

– Ты видела? Да? Видела? – закричала Сана.

– И слышала, – ответила Изора.

– Изорка, я впервые СЛЫШАЛА!

– Я тоже!

– Это что же такое? Это значит – нам сообщили? Нарочно для нас это устроили?! – Сана, вскочив, принялась ходить по комнате. – Значит, нас пасут? Значит, Дару пасут?

– Значит, нам ясно сказали: не лезьте не в свое дело… – безнадежно произнесла Изора. – Мы увидели, кто сказал, и услышали гейс. Это нам сделали, чтобы мы не приставали к Даре с дурацкими вопросами и не тратили время на совершенно провальные варианты.

– Погоди, погоди… – Сану все еще носило, и удивительно даже, как она не сбивала с места мебель. – Ничего удивительного в том, что она кого-то там разлюбила… или даже вообще мужиков разлюбила… Это я как раз понимаю…