Даниэл Уолмер - Чаша бессмертия Страница 6

— Если ты забыл, зачем пришел ко мне, можешь вспоминать неограниченно долгое время, но только — в одиночестве! — нетерпеливо воскликнул звездочет. — Я очень дорожу каждым своим мигом и потому не могу рассиживаться тут попусту!

— Я не забыл! — откликнулся Конан. — Мне тоже неинтересно задерживаться здесь надолго, поэтому я расскажу очень быстро, в двух словах. Герцог Гарриго, известный зингарский вельможа…

— Погоди! — воскликнул Майгус, взмахнув руками. — Только один вопрос! Скажи мне, могучий и медлительный чужеземец, нет ли у тебя брата-близнеца?..

— Брата-близнеца? — переспросил Конан, недоумевая, что значит этот вопрос. — Нет. У меня вообще нет братьев. Но отчего ты спрашиваешь? Ты встречал кого-нибудь, похожего на меня?..

— О, да! Очень и очень похожего! Такого славного, крепкого молодца, которого не могу с тех пор забыть. Но если он не был твоим братом, не будем больше о нем… Так о чем ты хотел рассказать мне? Что это за неотложная причина, подвигнувшая тебя нарушить мое стариковское уединение?

Точными и сухими словами киммериец обрисовал несчастье, выпавшее на долю герцога Гарриго и его дочери, так некстати огревшей кнутом зазевавшуюся старуху.

Майгус слушал внимательно, почесывая крохотный подбородок, беспрерывно ерзая и меняя положение тела, словно никак не мог выбрать самое удобное. Когда Конан окончил свой лаконичный рассказ, звездочет спросил:

— А знает ли герцог Гарриго, что для того, чтобы составить точный гороскоп его дочери, мне нужно знать о ней очень многое?

— Он знает об этом, — кивнул Конан. — Его предупредили те, кто уже имел счастье встретиться с тобой. — Порывшись за пазухой, он вытащил и протянул хозяину объемистый свиток пергамента. — Вот, тут есть все. Портрет Зингеллы, очень точно срисованный с нее искусным художником. Точное время и место ее рождения. Вот перечень всех ее родинок — в каком месте каждая. Сказали, тебе особенно нужно знать всю эту ерунду… Вот прядь ее черных волос. Вот отпечатки сажей, взятые с обеих ладоней. А тут написано, в какую сторону закручиваются волосы на ее затылке…

— Хватит, хватит. — Нетерпеливо закивав, Майгус взял свиток. — Я вижу, герцог Гарриго хорошо наслышан о методах моей работы. Думаю, всего этого будет вполне достаточно. Правда, в последнее время я крайне редко стал заниматься астрологической практикой. В более интересные занятия и исследования окунается теперь мой ум… И я намеревался было отказать тебе, Конан-варвар, как только ты завел речь о том, ради чего добрался сюда. Я бы обязательно отказал, если бы речь шла о гороскопе для самого Гарриго, или его жены, или двоюродного дядюшки. Но — единственная дочка! Это совсем другое дело. У меня тоже есть дочь, единственная. Взбалмошная, строптивая, капризная — увы! — полностью проглотившая мое сердце. Так что я знаю, что это такое…

— Да, чуть не забыл! — Конан отцепил от пояса небольшой, но увесистый мешочек, приятно звякнувший, и перебросил его звездочету. — Гарриго просил передать, что через полтора года, если с его дочерью не случится ничего нехорошего, он пришлет еще два таких же.

— Возьми его назад, Конан! — Повертев и взвесив в ладонях, Майгус бросил мешочек обратно.

— Но почему?! — нахмурился варвар, готовый оскорбиться.

— Я бы взял его, если б от меня требовалось только составить гороскоп, — объяснил звездочет. — Но ведь Гарриго нужно, чтобы я помог изменить страшную судьбу его дочери. Не так ли?..

Конан кивнул.

— А попытаться изменить повеление звезд можно при одном непременном условии: если я очень пожалею эту девушку, посочувствую ей, приму ее в свою душу, как собственную дочь. Если ж в голове моей поселится мысль о будущих мешочках с золотом, ничего не получится. Ты понимаешь меня?..

— Не особенно, — признался киммериец. — Мне кажется, вполне можно сочувствовать девушке и любить при этом мешочки с золотом, или наоборот — сочувствовать золоту и любить девушку. Не представляю, как одно может помешать другому. Впрочем, ты вполне оправдываешь слухи, которые о тебе ходят, поэтому я не удивляюсь и не настаиваю. Не думаю, что Гарриго сильно расстроится, когда я верну ему назад его деньги.

— Он не расстроится, уверяю тебя! — покивал головой Майгус и спрыгнул с кресла, шлепнув босыми пятками о паркет. — А сейчас я оставлю тебя и примусь за работу. Случай этот очень серьезный, и я не знаю, сколько времени мне потребуется. Может быть, дней пять, а может и поллуны… Очень возможно, что у меня вообще ничего не получится. В таком случае я прямо скажу вам об этом, не прибегая к красивой лжи, которой, как я понимаю, опутали с головы до ног бедного Гарриго мои так называемые собратья.

— Это было бы весьма достойно с твоей стороны, — кивнул Конан, также поднимаясь с кресла.

Перспектива провести в этом захолустье неизвестно сколько времени отнюдь не воодушевила его, что нетрудно было прочесть на его враз поскучневшем лице. Заметив это, Майгус расплылся в неком подобии радушной улыбки.

— Я понимаю, любезный гость, каким скучным может показаться пребывание в этой глуши тебе и твоим солдатам…

— А нет ли у тебя винного погреба? — с надеждой перебил его киммериец.

— К сожалению, нет. Ни я, ни моя дочь, ни мои малочисленные слуги не пьем вина. Но в четверти дня пути отсюда есть деревушка с вполне приличной таверной. При таверне есть постоялый двор, так что твои солдаты могут поселиться там, чтобы не совершать каждый день утомительный путь туда и обратно. Ты же, посланник герцога, можешь выбирать: либо присоединиться к своим ребятам, либо жить в моем доме — увы! — лишенном винного погреба, как и многих других приятных вещей. Сам я целиком уйду в работу, и вряд ли мы будем видеться, даже мельком. Но у меня есть дочь, молодая и очень умная девушка. Она не позволит тебе скучать, я очень надеюсь. Так что выбор за тобой, киммериец.

«Положим, чтобы выбрать, сначала нужно взглянуть на дочку», — подумал Конан, но вслух от подобного замечания удержался, лишь хмыкнул многозначительно.

— Впрочем, сначала надо познакомить тебя с дочерью! — воскликнул Майгус, прочитав его нехитрые мысли, и хлопнул себя по гладкой и словно покрытой желтоватым лаком макушке. — Должен только предупредить тебя, Конан. Дочь моя росла и воспитывалась в почти полном одиночестве, игрушками ее были магические кристаллы и талисманы, с десяти лет она зачитывалась книгами по мантике и астрологии… Сам понимаешь, это не могло не наложить отпечатка на ее характер. Она немножечко странная, моя Иглессия… — Майгус произнес имя с такой нежностью, что Конану стало ясно, как много значит для старика его странная дочурка. Открытие это наполнило его уверенностью, что гороскоп для Зингеллы, такой же единственной дочери у отца, будет сделан со всей добросовестностью. — Она взбалмошная и эксцентричная. Одиночество приучило ее разговаривать и смеяться саму с собой. Ей уже минуло двадцать, но порой она шалит и озорничает, словно малый ребенок…