Мастер Чэнь - Любимая мартышка дома Тан Страница 6

Итог: три мгновенно и без сопротивления убитых согдийских воина, каждый из которых в нормальном бою мог бы легко уничтожить трех-четырех противников.

Больше — ровным счетом ничего.

— Что-то немного мы узнали, Сангак, — сказал я, поглаживая бородку. — Если не считать того, что теперь мы понимаем, как был убит мой предшественник Мелек. Это был не нож, Сангак, а тонкое острие, возможно, спрятанное в бамбуковом стволе длиной в локоть. Так что это мы теперь знаем. Но не знаем, почему он все-таки был убит. Ну, из трех загадок, получается, раскрыта одна — что ж, тоже неплохо.

Третьей загадкой Мелека, которой я неустанно мучил всех своих людей, был войлок. Мой предшественник был весьма достойным человеком, и, кроме того, прекрасным торговцем. Тем сильнее поразил нас, разбиравших его дела, целый громадный склад, забитый товаром, никак не относившимся к основному профилю нашего дома: войлоком, толстым и тонким.

Когда мы подняли денежные записи, оказалось, что закупка войлока у тюрков Великой степи, пусть и по хорошей оптовой цене, чуть не разорила в какой-то момент весь наш дом, по крайней мере, ту его часть, что имела дело с Империей. Мы с братом войлока не заказывали. А больше записей не было. Кому собирался продавать этот товар мой покойный друг, оставалось загадкой. Не говоря о том, что речь шла об очень неприятном товаре, имевшем обыкновение впитывать влагу буквально из воздуха и вообще требовавшем внимания.

Но никакого решения загадки войлока ни у кого пока не было.

— Что ж, — продолжил я, — Юкук дает задание: «языки и уши» начинают собирать базарные сплетни насчет карликов, которые убивают. Они ведь должны быть известны кому-то в славном столичном городе, где всегда кто-то нанимает убийц. Так что у нас нормальная ситуация: клиент ищет исполнителя. Вот и пусть ищут. Авось повезет.

«Умницами», как нетрудно догадаться, мы звали тех, кому следовало работать скорее головой, чем руками и ногами. А «языками и ушами» в нашем торговом доме называли «умниц» особого рода — талантливых собутыльников и болтунов, которые умели долго и терпеливо говорить о чем угодно и с кем угодно в винных лавках столицы.

Были также «добрые дядюшки из Янчжоу» — почему именно оттуда, никто уже не помнил. «Дядюшки» работали с просвещенными дамами, заправлявшими кварталами наслаждений, слушали их рассказы о клиентах и таким образом выявляли респектабельных чиновников, сильно потратившихся на прекрасных столичных женщин. Счета наиболее перспективных чиновников оплачивались нами, благодаря чему мы потом узнавали многое из жизни ведомств, в которые счастливые чиновники приходили ежедневно к рассвету, ожидая ударов барабана и открытия ворот. Чиновники эти были полезны прежде всего потому, что закупку шелка наш дом вел именно через имперские ведомства, прямая торговля этим товаром была запрещена. Но они могли рассказать и многое другое.

Стоит ли говорить, что и «дядюшки», и «языки и уши» понятия не имели, на кого они на самом деле работают. Для этого в имперской столице мы открыли якобы совершенно независимые торговые дома.

— И «дядюшек» задействуем тоже, — добавил я. — Ты хочешь что-то сказать, Юкук?

— Спросить, господин, — прошелестел он. — Вы видели карлика, я нет. Вы говорите — он убийца. Хорошо. Но какого племени?

— Хань, — сказал я. — Местный.

— А солдаты?

— Тоже. Обычные на вид солдаты. И тоже ханьцы. Ты пытаешься выяснить, не подослали ли их наши, согдийцы? Да, конкуренты могли бы нанять карлика.

Юкук кивнул. Напряжение, витавшее над нами наряду с ароматом баранины, не проходило. Дело в том, что, пока не было известно практически ничего, мы не могли исключить и вариант предательства, в том числе одного из двух моих ближайших помощников, сидящих в данный момент рядом. Оба знали, что покушение заставляет меня сейчас обдумывать, среди прочего, и смену охраны — замену людей Сангака на «невидимок».

«Невидимки» были моим личным боевым резервом. Они никогда не появлялись на подворье, они жили среди караванщиков на западной окраине города, за внешней городской стеной. Никто не знал, кто из довольно многочисленных караванщиков относится к этой анонимной гвардии главного представителя торгового дома, то есть в данном случае моей. Неизвестно было также, сколько их. Но все знали, что то были не просто воины — а люди, легендарные в Самарканде и за его пределами, способные убивать подручными предметами или голыми руками, быстро и беспощадно. Находились они вдали от Восточного рынка по единственной причине — чтобы Сангак или любой другой на его месте знал, что у него нет монополии на организацию охраны, как моей личной, так и всех торговых операций дома.

Шепотом передавались среди наших людей слухи о том, как лет сорок назад один из предшественников Сангака был подкуплен конкурирующим домом. И тогда безоружные «невидимки» ворвались на подворье среди бела дня, и на глазах у публики начали укладывать на землю охранников несильными, но точными ударами кулаков по голове. Тем временем двое из них, обнаружив предателя на кухне, с пугающей быстротой, за какие-то мгновения отрезали ему голову двумя кухонными ножами на глазах у поваров и выбежали вон, бросив по дороге голову в котел с супом, дымившийся на улице среди остолбеневших посетителей. Ресторан пришлось закрыть на целый год…

— Итак, начнем с карлика, авось узнаем что-то еще, — продолжал я. — Да, вот что. Скажи мне, Сангак, чем мы обидели ведьму Чжао?

Мой друг фыркнул, сочтя сказанное хорошей шуткой. Никто не спорит, что ведьмы и духи существуют, но моим людям было давно запрещено списывать на ведьм, демонов и колдунов все недочеты их работы, и Сангак это знал не хуже других.

— Ну, посуди сам: что нам остается, если заняться больше нечем? Давай доставим себе удовольствие и займемся ведьмой Чжао, — приятно удивил я его. — Но тут нам нужен, пожалуй, книжный человек, то есть Маленький Ван. Пусть он пороется в свитках и расскажет нам все, что можно и нужно знать про эту седую любимицу чанъаньцев. И пусть «языки и уши» тоже про нее поспрашивают, эта тема не хуже вина развязывает языки. Узнаем много забавного…

После окончания нашего разговора состоялась церемония моего торжественного выезда с подворья. Пепельно-серый жеребец был, оказывается, уже доставлен из дома к коновязи у въездной арки, украшенной строгими черными иероглифами. И вот сейчас его вели ко мне между отдыхавшими в тени едоками. Они, запрокидывая головы, восхищенно ласкали глазами ферганского красавца, за которого любой вельможа столицы отдал бы какие угодно деньги.

Ритмично звенят колокольчики на узде. Грациозно переступая тонкими ногами, мой конь, укрытый свисающей до колен попоной из серебристого шелка, кивает гордой головой, милостиво позволяя мне подняться в седло, поставив ногу в стремя модного образца — с плоской нижней перемычкой, на которой нога стоит прочнее.