Станислав Шиммер - Орагула Страница 6

Я чуть не подавился водкой, которую все-таки решил пригубить.

– Меня, Агилмунд? В столицу, к Императору? Да он насадит меня на меч, как только узнает из какого я рода!

Гном усмехнулся:

– А кто ему скажет?

– Но предложение все равно неожиданное! И я, конечно, хотел бы знать, в чем суть дела.

Агилмунд снова сел за стол и, осушив стакан, склонился чуть вперед, к моему лицу:

– Вельвы в наших поселениях словно сошли с ума. Многие не могут спать и есть, только и твердят о том, что Невендаар снова ждут великие потрясения. Диестро, я никогда не видел такого, и, поверь, смотреть на это страшно. Некоторые прорицательницы бросались в пропасть, не в состоянии выдержать чего-то. Но все в один голос твердят, что земля разродится новым чадом и боги снова начнут свою мрачную игру.

Я задумчиво постучал ногтем по кромке стакана. Странно как-то. Пророчицы кланов – вельвы на их языке – ошибались и раньше, и один раз даже повергли Кланы в панику, когда, казалось, близился Рагнарёк.

– Бред какой-то, – сказал я.

– Но это есть. Диестро, я пожил на этом свете намного больше тебя. И научился отличать странности от глупостей. И вот еще что – с самого медвежьего перевала меня выслеживала нежить. Я принял бой только на окраине Тердоросса. И тут ты мне говоришь, что в городе некромант, да еще и не простой. Это странно, по-твоему?

– Это логично… – задумался я. – Так ты считаешь, что тебя ведет нежить, и этот мракобес здесь подстерегает тебя?

– Именно. И поэтому я тебе и предлагаю меня сопровождать. Один я могу не выстоять, а помощи здесь мне ждать неоткуда.

– А я, значит, могу выстоять? – возмутился я. – Аги, я обязан тебе жизнью, и не раз. Но я всего лишь охотник на ведьм. Боюсь, ты переоцениваешь мои силы.

– Я помню, как учил тебя сражаться. Для человека получалось у тебя неплохо.

Я улыбнулся гному. Тогда, брошенному в горнило войны, неопытному и испуганному, мне просто сказочно повезло встретить Агилмунда. Я был обязан ему очень многим и испытывал к нему почти сыновние чувства. Мне очень не хотелось помирать от чумы или еще какой пакости, которую мог устроить прислужник Мортис. Но если рядом будет Агилмунд, то, думаю, будет не так и страшно.

– Конечно, дружище. Конечно, я с тобой пойду. – Я улыбнулся гному. – Куда же мне деваться. Только что делать с некромантом, все равно надо решить. И я должен доложить старшему по сану о своем назначении на должность сопровождающего.

Агилмунд нахмурился и потеребил свою роскошную бороду:

– Чем меньше людей знают о моей дороге, тем лучше. Растрепывать инквизитору о пути в столицу я бы не хотел. Однако, если так мы убьем двух зайцев, я не против. Надеюсь, ваши церковники умеют хранить тайну. Им я доверяю куда меньше, чем тебе.

– Не волнуйся, – я кивнул, – они самовлюбленные, но не глупые. Не все из них.

– На том и решим, – улыбнулся гном, и на его небольших, раскрасневшихся щеках сбежались целые толпы морщинок. – Идем искать твоего инквизитора. Я только оденусь подобающе.

Я встал проводить Агилмунда. Он оставил стакан на столе, предусмотрительно забрав водку, и только подошел к двери, как из-за окна донесся скрежещущий звук.

– Опять закашлялся… – только и успел проговорить гном, как балконная дверь вылетела в комнату.

Стекла разлетелись на бесчисленное количество осколков, с силой вылетевших в помещение. Занавески взметнулись, обломки оконных рам запутались в бахроме, и сине-фиолетовый морок ворвался через раскрошенные дыры в стене. Несколько стеклянных иголок попали в меня, больно вонзившись в изувеченную руку, которой я успел закрыть лицо. Агилмунд не устоял на ногах и упал как раз в тот момент, когда балконная дверь пролетела в нескольких пядях над ним, разбившись в щепки о каменную стену. Я только и успел убрать руку, как мгла нахлынула на меня, а сквозь мертвенную дымку проглянуло нечто. Иссохшая, висящая лоскутами кожа, сухие волосы, клоками свисавшие с неестественно вытянутого черепа, и искаженный в невероятной гримасе рот – было последним, что я увидел, прежде чем провалиться куда-то в глубину.

Я снова был в монастыре. Тускло светило солнце, пробиваясь через поросшую мхом решетку каземата. Я снова сижу тут, и снова за трусость на тренировках. Послушники – будущие паладины, будущая гордость и сила Империи, пример для всех – снова будут высмеивать меня. Пусть. Я дерусь подло. Я ухожу от боя, когда не могу победить. Зато я жив. Я падал сквозь каменную скамью еще ниже.

В яму. В ней лежит полуразложившийся труп и пытается подползти ко мне. С оскаленного черепа свисают ошметки гнилой плоти, на челюстях – гнилостная пена. Мне очень страшно, я пытаюсь выбраться из ямы, но настоятель Сиребий ходит вокруг и сталкивает меня обратно. Мне больно, обидно и страшно болит голова. Я падаю в землю, и она затягивает меня.

В туман. Все в тумане, все нечетко. Картины сменяются слишком быстро, я мал и не понимаю того, что происходит вокруг. Я знаю только, что мать увозит меня куда-то из столицы, а я не хочу никуда идти, я хочу обратно, к нашему фонтану – в нем плещутся золотые рыбки. И когда опускаешь в воду руки, рыбки пускаются наутек, и солнце так весело играет на чешуе! Но мать неумолима. Она бежит к карете и почему-то проклинает дядю.

«Ты им отомстишь, мой мальчик, – говорит она, – за дядю и за всю нашу семью. А пока надо бежать».

У кареты ждут какие-то люди, и мать останавливается. Они хватают ее и хватают меня. Мать кричит и вырывается. Я плачу, и меня бьют по лицу раз, другой, пока я не проваливаюсь.

В темноту. Тут темно. Тут влажно. Мне кажется, я вижу что-то красное вокруг. Большое и пульсирующее, оно окружает меня и бережет. Но я не знаю, что это, и пугаюсь. Я пытаюсь двигаться, я понимаю, что мне нужно вынырнуть. Я делаю взмах руками, но не чувствую движения. Я пугаюсь еще сильнее и начинаю барахтаться, становится еще темнее. Так нельзя, думаю я, и стараюсь успокоиться. Вдох дается очень тяжело, а выдох – еще тяжелее. Багровое марево сжимает меня, ломая мне руки и ноги, и меня выталкивает.

Во тьму?

В этой тьме спокойнее. В ней есть запахи, есть ветерок и ощущение настоящего пространства вокруг.

Наваждение разом спало, словно кто-то сдернул туманное марево с сознания. Но руки и ноги по-прежнему болели. Я попытался открыть глаза.

Вот так дела! Вот я и в церкви.

Я тряхнул головой, сбрасывая остатки морока, и попытался осмотреться и понять, что произошло. Мы с гномом сидели в моей комнате, а потом на нас накинулся алчущий. Конечно. Эти мерзкие, неживые твари славны тем, что забрасывают тебя в самую пучину твоего прошлого, из которой потом мало кому удается выбраться. Я слышал о воинах, повернувшихся головой после встреч с этими созданиями, лепечущих и ползающих, словно младенцы. Самих алчущих я до этого раза не видел и повстречать не стремился. Я даже с трудом представлял, что же это за нежить такая, и как ее вообще земля носит. Сейчас я едва разглядел тварь, но этого мне хватит на всю жизнь.