Татьяна Мудрая - Мириад островов. Игры с Мечами Страница 6

А потом гибкий чёрный силуэт выпрыгнул из скопления и устроился ниже ярусом, сверкая глазищами цвета травы и смешливо мяукая в три голоса.

То был гигантский гладкошёрстый котяра, в ухватках его было нечто удивительно забавное, несмотря на сходство с адским стражем. Особенно в том, как он подхватил левой задней лапой звенящий шлейф.

— Ты откуда такой? — спросила она тихо, чтобы не оконфузиться, если ей не ответят.

— Глаза извольте протереть, а то вначале у всех троится, — ответил кот с каким-то непонятным акцентом. — Голова у меня, как можете ныне видеть, лишь одна, хоть изрядно любит зубоскалить. Видите же — по цепи хожу. Отчасти для страховки, чтобы не упасть с верхотуры, ибо научен. Изрядное сложение моего тела и почтенный возраст не позволяют изображать из себя белку. Так что вывод из этого следует вполне логический.

— Так ты лишь надо мной подсмеиваешься или в самом деле сказки умеешь говорить?

— Умею — для тех, кто ещё не разучился как следует слушать. Остальные просто убаюкиваются. В гипноз, типа, впадают.

Как ни странно, Галина даже не удивилась, а уж испуга не ощутила и вовсе.

Почувствовала на затылке горячее дыхание Сигфрида:

— Иния, Кот-Говорун далеко не всем показывается и мало с кем из них заговаривает. Просите историю — он всегда подбирает под стать паломнику и его скрытой нужде.

— Можешь рассудить сам, Великий Кот, умею ли я слушать и понимать, — ответила Галина. — И не закрывать при этом глаза: вообще-то слишком похоже, что я уже сплю с глазами, открытыми настежь. Потому что в Рутене, откуда я родом, давно уже не являются человеку ни трёхглавый пёс Кербер, ни кот Баюн родом из Лукоморья, ни Чеширец из Страны Чудес, ни даже многославный Бегемот. А ты, полагаю, числишь их всех в родне?

— Да, но в какой-то мере более духовной, чем телесной, — котяра уселся поплотнее и начал умываться с самой величавой миной, одновременно продолжив начатую тираду. — Кстати, в своём перечислении ты забыла об ирландском огнедышащем коте именем Ирусан, тоже чёрном, как мы все, и донельзя магическом. Говорят, что кошки сопровождают человека с начала времён, в отличие от собак, незаслуженно прославленных…. Э, да я уже, оказывается, тебе рассказываю! В общем, слушай. Вот тебе свежая, с пылу, с жару, сказочка.

Дема был самый первый кот во вселенной, и в распоряжении у него был самый первый на свете круглый аквариум — такой большой, что вся вода держалась не внутри, а вне стенок благодаря сильному притяжению. В глубине она заползала во все складки и впадины каменного шара, а сверху растягивалась аккуратно, без единой складочки. словно туристический тент. К тому же внутренность шара была горячей, по сути дела раскалённой, и как следует прогревала море-океан, отчего тамошняя жизнь плодилась, размножалась и совершенствовалась прямо без удержу.

Ну и забавная была картина — всё это кишение, когда одни твари поглощали других, а потом извергали из себя полчища себе подобных! Впрочем, питались друг другом они умеренно и, можно сказать, не без пристойности. А какая была кругом красота — все эти тёмные провалы с таинственными огнями в самой глубине ущелий и сияющие радугой красок сады на горных склонах! Дема по большей части возлежал на облаке попышнее и поплотнее прочих, и любовался сверху; но запускать лапу в то, что и без того принадлежало ему по праву первородства, не помышлял.

Однако туман, поднимающийся от воды, — дело зыбкое и непостоянное. Поэтому Дема решил соорудить сушу. Он слегка сдавил шар с боков, чтобы мантия и кора немного сморщились и часть их поднялась бы над поверхностью воды.

— Назову это место Кенорленд, — сказал себе Первокот.

Именно здесь он и возлёг: сверху солнышко ласкает, снизу вечная печка бока греет. Благодать!

Несколько мешали Коту две вещи. Во-первых, скала была голая и вдобавок царапалась: из ракушек сделана. А если какие из водорослей — такие мягонькие, шелковистые — и оказывались наверху по причине прилива или там шторма, так сразу же гибли и смывались очередной волной. Не хотела водная жизнь укореняться на суше, что поделать!

Второй же неудобной вещью было именно то, что жизнь не успокаивалась, но именно что раз за разом пыталась выскрестись наверх. Даже без той извинительной причины, какой является волнение на море или там близкий взрыв подводного вулкана с последующим цунами.

Пока это были всякие придонные рачки и червячки — да за ради бога. Подстилка будет гуще от их панцирей. Небольших рыбёх вроде акул или скатов Дема, как и полагалось его натуре, поглощал, пока свежие и трепетные.

Но однажды Кот увидел, что на крутой песок пляжа с усилием карабкается рыба совершенно идиотского сложения: вместо верхнего плавника кривая сабля, вместо нижних — собранные в кисть ножки, по виду довольно мускулистые. Вдобавок саблю облекали ножны из кожи галюша, с такими, знаете ли, белыми костяными пупырышками по тёмному фону, а на каждой из стоп красовался башмачок-пинетка. На протяжении всего пути нелепое существо изо всех сил пыхтело и отдувалось.

— И что это тебя, спрашивается, несёт с такой скоростью? — любезно спросил Дема. Он издалека почуял совершенно мерзкий и несъедобный запах, доказывающий, что ловить ему тут абсолютно нечего. К тому же лопал он исключительно аутсайдеров, конкретно выпадающих из логики естественного отбора.

Пока Кот объяснял свои установки грядущему слушателю, Рыбец достиг небольшого промежуточного уступа и громко задышал.

— Э, да у тебя вроде как лёгкие в придачу к жабрам! — воскликнул Дема. — С какой-такой стати?

— Любопытно стало, что наверху деется, вот и отрастил, — наконец промолвил рыбец. — В воде тускло и без конца одно и то же: жрут и мельтешат, мельтешат и жрут.

— Вот и дурища. Или скорее дурачина, — промолвил Первокот. — Я же вам внизу красоты понаделал — прямо ни в сказке сказать, ни пером описать, и глаза ваши к тому приспособил, чтобы видеть эту красоту. А на суше лысо, как на коленке, и тоже есть кому тебя истребить.

— Ты про себя, что ли? — спросил рыбец с неким презрением. — А как насчёт моей сабли?

— Да пока ты поднимешься на дыбки и её вытащишь, я вмиг тебя перекушу вместе с нею, ассасин ты недоношенный, — ответил Дема. — Сабля же, наверно, хрупкая, кремниевая? А зубы у меня — закалённая кальций-фтор-эмаль.

— Не-а, не перекусишь, — возразил рыбец. — Тогда мои камрады сюда не придут, и тебе станет совсем неинтересно.

Первокот опешил от такой наглости, но в самом деле был заинтригован.

— А какой-такой ты видишь у меня интерес? — спросил он. — И в чём именно?