Лана Тихомирова - Безграничье Страница 6

- И что?

- Я бы посоветовала тебе утроиться на работу.

- Мать запрет меня.

- Я поговорю с ней. Тебе лучше будет, если ты поработаешь в какой-нибудь цветочной лавке или в зоомагазине, - я начинала раздражаться, Роуз была одной из самых тяжелых наших больных, - во-первых, ты займешься делом, чтобы не думать своих мрачных мыслей, во-вторых, ты получишь независимость от матери. У тебя будут свои деньги, и тратить ты сможешь их по своему усмотрению.

Роуз медленно повернула ко мне свое хорошенькое лицо. В ее осоловевших глазах читалось море скепсиса.

- Я поговорю с твоей матерью, Роуз, - твердо сказала я, - И почему ты, кстати, лежишь? У тебя трудотерапия через десять минут. Приведи себя в порядок, пожалуйста.

Роуз аж подскочила.

- Господи… И правда, я забыла.

Эта реакция удивила меня больше всех. После я вспомнила, что трудотерапия на заводе проходила в очень маленьком цехе, и мастер этого цеха молодой симпатичный парень… Может хоть это ей поможет, если не мы…

В третьей палате сидел и раскачивался мужчина. Он всегда там сидел. Кататонический синдром. В любую минуту он мог броситься на меня или на санитаров. Строить с ним диалог не получалось, он был тяжелым в том плане, что сам обеспечить себя уже никогда бы не смог.

- Йозеф? - шепотом спросила я. Больной вздрогнул, но ничего не сказал, не посмотрел на меня, он было очень глубоко в себе.

- Где мы остановились с вами, Йозеф? - тихо спросила я, беря книгу со стола. Мы как раз дочитывали сказку о Белоснежке. Я не была сторонницей метода доктора, когда он читал больным свежую прессу. Не до мировых событий им…

Я села рядом с ним и начала читать.

- "Гномы ушли на работу утром, а Белоснежка принялась за свои дела. Из лесу пришли к ней звери, на песни ее прилетели птицы. Зайчики помогали Белоснежке протирать тарелки, олени - вешать белье, белочки - ставить на место посуду, барсуки и лисы - подметать, а бобры - мыть пол. Пока Звери занимались уборкой, Белоснежка решила испечь яблочный пирог.

Вдруг из лесу на полянку, где стоял домик семи гномов, вышла старая сгорбленная старуха. Вид ее был мерзок: нос крючком, на носу бородавка. Глаза маленькие светились злобой, а тонкие губы все время что-то бормотали. Старуха держала в руках огромную корзину. Она подошла к домику и постучала.

- Здравствуй, бабушка, - сказала Белоснежка, открыв дверь.

- Не найдется ли у тебя, деточка, водицы испить, - скрипучим голосом спросила старуха…"

- Не найдется ли у тебя, деточка, водицы испить, - хриплым басом протянул Йозеф. Я вздрогнула.

- "Да, бабушка", - продолжила я, - "ответила Белоснежка и принесла старухе воды.

- За доброту твою, возьми яблочко, вон какое наливное, красное, - старая ведьма протянула Белоснежке красивое красное яблочко.

- Спасибо, бабушка.

- Откуси кусочек, милая, - сказала ведьма.

Белоснежка откусила яблоко, и тот час упала, не дыша. Звери, барсуки и олени, выбежали из дома и набросились на старуху, прогнали ее далеко к лес. Птицы полетели к гномьим пещерам и рассказали, что стало с Белоснежкой.

Гномы вернулись домой и увидели, что Белоснежка лежит, не жива, не мертва. Они сделали из всего горного хрусталя, который добыли, роскошный гроб для Белоснежки, положили ее туда и не стали хоронить, а поставили в беседку на поляне и каждый день приходили поплакать о ней.

С тех пор по округе стали ходить вести, что де в гробу хрустальном лежит красавица и разбудить ее может лишь поцелуй любви.

Как-то приехал в те края заморский принц, и стало ему любопытно, что же за красавица лежит в хрустальном гробу. Он нашел ту поляну, и когда увидал Белоснежку, то влюбился в нее без памяти и поцеловал. А она открыла глаза и провела рукой по лицу.

- Как же долго я спала, - сказала Белоснежка".

- Как же долго я спала, - повторил Йозеф. Меня передернуло.

- На сегодня будет, Йозеф, - сказала я, но ненадолго еще задержалась в его палате.

- Мы тебя выпишем скоро, - сказала я ему.

Йозеф беспокойно оглядывался: он догадался или понял, о чем я говорила, или просто осознал, что в его поле зрения появился кто-то другой.

Из его палаты я вышла чуть не плача.

Я прошла мимо палаты Пенелопы, которая все еще была заперта, и зашла в следующую, где когда-то лежал Виктор. Здесь запах был самый родной.

Тощий рыжий мужчина встретил меня как всегда радостно. Обниматься не полез, но сразу стал хвастаться тем, что слепил очередного уродца. Это был паук с торсом человека и головой быка.

- Это что опять такое? - всплеснула руками я, - Я какое задание дала?

- Слепить человека, паука и быка.

- А вы что слепили?

- Так интереснее.

- Нет, так не пойдет. Мне не нужно, как интереснее! И почему у вас ботинки на разную ногу?

Альберт посмотрел на свои ноги, недолго подумал о чем-то и скрестив ноги поставил ступни рядом.

- А так правильно?

Я не знала, плакать мне или смеяться.

- Переобуться надо. Как же вы ходить будете?

- Ну, как-то так.

Альберт ловко прошелся по палате, усердно делая вид, что левая нога это правая и наоборот.

- Это же неудобно!

- Не все в жизни должно быть удобно, - философски заметил Альберт. Но обувь в порядок так и не привел.

- Мы скоро вас выпишем, сказала я.

- Да? Это печально, - радостно отозвался Альберт.

- Займетесь, как и прежде скульптурой, только просьба к вам, чтобы впредь не попадать в заведения вроде нашего, пытайтесь избегать алкоголя.

- Но я творец!

- Алкоголь не составная часть творчества, - с сомнением сказала я, косясь на паукообразное.

- Я понимаю, - сказал Альберт, приходя в восторг от одного взгляда на свое творение.

В коридоре я присела на подоконник. Альберт из всех четверых самый легкий. Скульптор-неудачик, допившийся до зеленых чертей, потому что его сомнительные работы никто не хочет покупать. Он человек, безусловно творческий, а творец априори вне психической нормы. Работы Альберта попахивали шизофренией, но его состояние не угрожало здоровью других людей и ему самому. Напившись, Альберт вошел в состояние делирия и задержался, так как доктор все-таки хотел и ту шизофрению, что имелась у Альберта искоренить. Не вышло. Весь наш скорбный труд пропадал из-за кого-то, кто понятия не имел о том, с чем мы имеем дело.

Что будет с Йозефом, у которого никого нет? С Джуд, которая любит апельсины? С Роуз, которая устала о жизни в свои семнадцать? Альберт не пропадет, если не будет пить, а остальные?!

Глава 4.

Я вошла в ординаторскую сказать доктору, что часть больных я обошла. Но увидев доктора поняла, что политическая ситуация снова изменилась. От доктора веяло словами "заговор" и "подполье" за версту.