А. Даргон - Прах Судьбы Страница 6

«Ах, почему я родилась так поздно… Все войны закончены, все подвиги совершены. Не видать мне ни славы Каленхада, ни самого королевского трона!» – думала Элайн.

И ей оставалось только лихо рубить манекены в тренировочном зале, представляя себя бесстрашной героиней давно прошедших сражений.

* * *

– Ага! – весело выдохнула Элайн в лицо брату, прижавшемуся спиной к грубой каменной стене тренировочного зала.

Ее затупленный короткий меч был боком прижат к его горлу, а щитом она давила на правую руку Фергюса, чтобы он не смог отвести лезвие от шеи.

Сайрус дважды хлопнул в ладоши.

– Бой кончен!

– Это нечестно! – горестно воскликнул Фергюс. – Она… Она воспользовалась тем, что я…

– Милорд! – строго прервал его тренер. – Миледи воспользовалась тем, чему я ее учил! Почему Вы, как говорится, не воспользовались этим же?

– Но она же младше!

– Милорд, этот бой выигран миледи, хотите Вы этого или нет.

Элайн едва переводила дух после затяжного фехтования, но была чрезвычайно довольна. Вчера ей удалось проделать то же самое с Роландом, но Фергюс этого не видел. Девушка улыбнулась своим мыслям и неожиданно показала братцу язык.

Лицо Фергюса вытянулось.

«Пусть она и сестра, но все же она девчонка. Да еще и младше меня! И она меня победила в бою! Пусть даже и учебном! Позор!»

– Ну, волчонок, я тебе еще покажу!

Младшая сестренка только уперла руки в бока и выставила вперед стройную ножку.

– Ты мне завидуешь, Фергюс, вот! Это потому, что я лучше! Ага!

– Миледи! – Сайрус подошел ближе. – Научитесь быть снисходительной к побежденным.

– Вот еще! – фыркнула Элайн. – С чего бы это?

– С того, например, что Вы в бою наделали ошибок. Вы опять выпячивали локоть в сторону и несколько раз развернули корпус прямо под удар. И еще по мелочи с десяток других промахов. Не думайте, миледи, что в настоящем бою Вам это простят.

Произнося эту тираду, Сайрус ни разу не вставил свое любимое «как говорится». Что указывало на всю серьезность его аргументов.

– А я и не жду, чтобы меня прощали! – нахмурилась Элайн.

Ох уж, эти взрослые! Как они любят портить удовольствие в самый радостный момент!

* * *

Через несколько дней, войдя в боевой зал, Элайн была немало поражена видом меча, который держал в руках Фергюс. Такого длинного и тяжелого клинка ей еще не доводилось видеть.

А Фергюс, взявшись за рукоять своей обновки двумя руками, сделал неуклюжий взмах и одним резким ударом снес деревянную голову манекена. Было видно, что это далось ему с немалым усилием, но результат превзошел все ожидания – Фергюс аж надулся от гордости.

– Это настоящее мужское оружие – двуручный меч! – он с довольным видом обернулся к Элайн и похвастался: – Мне его купил отец! Теперь, оказывается, у меня есть еще одна вещь, – и он насмешливо подмигнул ей, – которой ты никогда не сможешь владеть так же, как я!

Элайн вспыхнула и выбежала из зала.

Брайс прислушался. Так и есть – в саду раздавался рев дочери. Его маленькой Элайн. Тейрн выскочил из комнаты, чуть не сбив с ног несущуюся на крик жену.

Элайн стояла у куста жимолости и отчаянно ревела. Перепуганный Фергюс пытался ее успокоить, но горе малышки было настолько велико, что она просто захлебывалась слезами. Брайс схватил ее на руки и прижал к себе.

– Тише, тише, успокойся, душа моя! Что случилось?

Но девочка так расстроилась, что не могла произнести ни слова и только судорожно сглатывала, пытаясь что-то сказать.

Элеонора уже присела перед сыном.

– Фергюс, что произошло? – спросила она, глядя ему в глаза.

– Мамочка, я не знаю! – ответил перепуганный мальчик. – Мы играли.

– Играли? Во что?

Тем временем Брайс сумел успокоить дочурку. Она перестала рыдать и только тихо всхлипывала.

– Значит, вы всего лишь играли. А что дальше? – Элеонора продолжала допрашивать сына. – Элайн упала? Ушиблась? Ее укусила оса?

Фергюс немного замялся.

– Так что же тут произошло? – настойчиво спросила сына тейрина.

– Ну, мы играли, потом я захотел… пи-пи и отошел к кустикам.

– А потом?! – Элеонора начала терять терпение.

– Потом ко мне подбежала Элайн и почему-то начала реветь. Я не знаю, почему! Я ничего больше не делал! Честно! – на глазах у Фергюса тоже появились слезы.

– Успокойся, сынок, ты ни в чем не виноват! – и она почему-то отвернулась от сына, закрыв рот ладонью.

Брайс в это время пытался добиться ответа у Элайн:

– Ну, милая, что же случилось? Дорогая моя, ответь, пожалуйста!

– Я… я… хочу… – всхлипывала девочка.

– Дыхание создателя! Чего? Чего же ты хочешь? Да принесите кто-нибудь, наконец, воды! – крикнул он.

Несколько слуг уже стояли поблизости, привлеченные шумом. Ближайшая горничная метнулась на кухню.

– Так чего же ты хочешь?

– Я хочу как у Фергюса! – Элайн снова разрыдалась.

Горничная вернулась с подносом, на котором стоял кувшин с водой и стакан. Брайс наполнил стакан и начал поить дочь.

– Я хочу как у Фергюса! – более четко произнесла Элайн, напившись воды.

– Создатель Милосердный! – вскричал Брайс. – Да чего же у тебя нет, как у Фергюса?!

Элайн опять залилась слезами.

Позади себя тейрн услышал странный звук. Обернувшись, он увидел, как его обычно сдержанная жена сидит прямо на земле в обнимку с Фергюсом и хохочет. Он не глядя поставил пустой стакан обратно на поднос – и вдруг услышал звон бьющегося стекла. Стакан упал на камни и разлетелся вдребезги. Брайс в недоумении посмотрел на девушку. Та тряслась в беззвучном смехе, а по щекам ее текли слезы. Поднос дергался в ее руках, готовый вот-вот упасть на землю вслед за стаканом.

– Ох, Брайс! – еле выговорила Элеонора. – Этого ты ей дать не сможешь! – и она опять зашлась в смехе.

Брайс не сразу понял смысл происходящего, но вскоре и он захохотал во весь голос.

Озадаченная поведением взрослых, Элайн перестала кукситься и с любопытством уставилась на родителей. Почему они смеются? Она и сама уже непроизвольно начала улыбаться.

– Волчонок… – только и смог сказать Брайс, подбросив дочь прямо к небу.

Недалеко от Башни Ветров, среди редких кустов жимолости, стоял старый раскидистый дуб. Когда-то давно, еще при строительстве замка, его хотели срубить. Но когда топорище сломалось в щепки от первого удара по темной коре, суеверные крестьяне решили оставить дерево в покое.