Терри Гудкайнд - Восьмое Правило Волшебника, или Голая империя, книга 1 Страница 60

— Птицы, — сказал Ричард. — Он наблюдал за нами с помощью птиц. Больше мы никого не видели. Только так можно было узнать, где мы. Этот Николас Скользящий видел нас глазами птиц, как тени следующих за нами. Поэтому он знал, где нас искать, отдавая приказ своим людям.

Ричард поднялся, увидев, что к нему идет Оуэн.

— Лорд Рал, я так рад, что тебе лучше! — Парень спешил вперед, сложив руки в жесте облегчения. Кара держала его за складки одежды на плече. — Я не хотел, чтобы яд причинил тебе такой вред, и этого, клянусь, не произошло бы, выпей ты противоядие раньше. Я так старался придти к вам раньше, то есть, клянусь, я пытался, но все эти убитые… — Он заискивающе улыбнулся Кэлен. — Мать-Исповедница понимает, что я не виноват.

— Видишь, это наша вина, что Оуэн не пришел с противоядием раньше, — хмуро взглянув на Ричарда, Кэлен скрестила руки на груди. — Он пришел в лагерь, намереваясь дать тебе зелье, а нашел там только убитых нами людей. Мы уже уехали и не дождались его помощи. Так что это не его вина: намерения Оуэна были кристально чисты, и он изо всех сил старался, а мы не оценили его усилий. Н-да… Очень неосмотрительно с нашей стороны.

Ричард смотрел на Кэлен, удивляясь, пересказывает ли она саркастическим тоном то, что рассказал ей Оуэн, или все действительно так и было. А, может, это его голова еще не совсем прояснилась?

Радость Ричарда от выздоровления будто накрыло темное грозовое облако.

— Значит, ты отравил меня, — обратился он к Оуэну тоном, не предвещающим ничего хорошего. — А потом принес противоядие в лагерь, но мы уже ушли.

— Да. — Хорошее настроение парня тоже улетучилось. — Конечно, было жестоко ничего не сказать вам, но там было так… — Голубые глаза Оуэна увлажнились. Он обхватил себя за плечи, закрыл глаза и принялся раскачиваться из стороны в сторону, с одной ступни на другую. — Ничего не существует. Ничего нет. Ничего нет.

— Что это значит, «ничего не существует»? — Ричард схватил его за грудки и подтянул к себе.

— Ничего нет, — под взглядом лорда Рала парень побледнел. — Мы не можем знать, существует ли то, что мы видим. Как мы можем знать?

— Но разве твои глаза не доказывают тебе, что мир существует, и он вполне настоящий?

— Нет, потому что наши чувства искажают реальность и обманывают нас. Чувства вводят нас в заблуждение. Вот мы не видим ночью — наши чувства говорят нам, что ночь пуста, но сова охотится на невидимую нам мышь. В нашей реальности этой мыши нет — даже если мы знаем, что она должна там быть. Так что помимо видимой нам существует еще другая реальность, например, реальность совы. Наше зрение не просто прячет от нас правду. Что еще хуже, оно искажает реальность, — Оуэн говорил со страстной убежденностью. — Чувства обманывают нас. Собаки ощущают запахи, которые наше ограниченное обоняние не воспринимает. И собака идет по следу того, что, как говорят наши чувства, не существует. Наше понимание реальности ограничено нашими ущербными чувствами… Наше предубеждение заставляет нас думать, что мы знаем непознаваемое — не так ли? Но у нас нет точных чувств, чтобы познать этот мир. Мы знаем только его малую часть. Целый мир спрятан от нас, целый мир тайн, о которых мы не знаем. Но какая разница, видим мы это или нет, имеем ли мы мудрость осознать свое незнание или нет? То, что нам известно, в действительности — неизвестное. Ничего нет.

Ричард присел.

— Ты видел трупы, потому что они были реальны.

— То, что мы видим — это только мнимая реальность, видимость, плод самовнушения, иллюзии, основанные на наших несовершенных чувствах. Ничего нет.

— Тебе не понравилось то, что ты увидел, и ты решил, что этого просто нет?

— Я не знаю, что реально. Так же, как и ты. Сказать так — проявить свою заносчивость. Истинно просвещенный человек признает свою горестную ограниченность, смотря прямо в лицо своему существованию.

— Ты несешь полную чушь! — Ричард притянул Оуэна к себе. — Все это приведет тебя только к страданию, опустошенности и страху перед жизнью, которую ты так никогда не проживешь. Начни использовать мозги по назначению и узнавать этот мир вместо того, чтобы ограничиваться бессмысленными утверждениями. Но пока ты общаешься со мной, тебе придется иметь дело с миром, в котором мы живем, а не с выдуманными кем-то призрачными видениями.

— Ричард, а что если Оуэн прав — не насчет трупов, но вообще? — тихо произнесла Дженнсен, потянув брата за рукав.

— Хочешь сказать, все его заявления — чушь, но каким-то образом общая идея верна?

— Нет. Но вдруг он прав? Посмотри на меня и на себя. Вспомни, о чем мы говорили, когда ты объяснял мне, что я рождена слепой. — Девушка быстро взглянула на Оуэна и сказала меньше, чем собиралась. — Ричард, ты говорил почти то же самое. Помнишь, ты сказал, что для меня многих вещей не существует? Правда, моя реальность отличается? Моя реальность не похожа на твою?

— Ты неправильно поняла меня, Дженнсен. Когда большинство людей попадают в заросли ядовитого плюща, они покрываются волдырями и начинают чесаться. Но некоторые редкие люди — нет. Это не значит, что ядовитый плющ не существует. Реальность тоже не зависит от наших мыслей, думаем ли мы, что она существует, или наоборот.

— А ты уверен в этом? — Дженнсен придвинулась еще ближе к брату. — Ричард, ты не знаешь, каково это — отличаться от остальных, не чувствовать и не видеть то, что другие. Ты говоришь, что это магия, но я не вижу и чувствую ее. Меня она не касается. Должна ли я поверить тебе на слово, если мои ощущения говорят мне, что ничего нет? Может быть, поэтому я понимаю то, о чем говорит Оуэн. А вдруг, он не так уж и не прав? Может, как он говорит, только сам человек решает, что для него реально, а что нет.

— То, что мы чувствуем, надо воспринимать в общем. Если я закрою глаза, солнце не перестанет светить. Когда я сплю, я ни о чем не забочусь, но это не значит, что мир перестает существовать. Надо не только слушать свои чувства, но и не становиться глухим к истине, которую ты узнал о мире. Ничто не меняется в зависимости от того, что мы знаем о нем. Есть то, что есть.

— Но, как утверждает Оуэн, если мы не можем получить опыт через наши чувства, то как мы знаем, что это реально?

— Я не могу забеременеть и получить такой опыт, — Ричард скрестил руки. — Докажи, что для меня женщины не существуют.

— Кажется, не могу, — Дженнсен отодвинулась, чувствуя себя глуповатой и пристыженной.

— Ну, теперь, разберемся с тобой, — обратился Ричард к Оуэну. — Ты меня отравил и признаешься в этом. — Он ударил себя кулаком в грудь. — Это отразилось здесь, и вполне реально. Ты виной тому. Теперь я хочу знать, почему ты это сделал, и почему потом принес противоядие. Мне совершенно не интересны твои впечатления от лагеря с трупами. Говори по делу. Пока факты таковы: ты принес противоядие к яду, которым отравил меня. Как насчет остального?