Алина Илларионова - Клинки севера Страница 60

Никому нельзя доверять. Никому.

С детства мама твердила, что людям верить нельзя, а Одарённым особенно. Вскользь она упомянула межрасовую войну, едва не сгубившую соседнюю Неверру, но подробности рассказать не успела: перед смертью матери время убегало так быстро, а Ирэн была слишком мала, чтобы доверять ей секреты. Однако Хлоя Рина учила её видеть, слышать, понимать недосказанное и делать выводы.

Саар Ториэн весел оттого, что принимает дурман-зелья. Мужчина охотно шутил с семилетней Ирэн, собирал с ней весёлые мозаичные картинки, но каков он дома? Достаточно одного взгляда на его бледную жену, вздрагивающую от невольного прикосновения, чтобы понять всё. Девочка понимала.

Помогать можно тем, кто полезен, но так, чтобы он чувствовал себя не просто обязанным, а по-настоящему благодарным. Иначе добро обернётся злом в расплату. Ирэн запоминала.

Некоторые маги умеют читать мысли, коснувшись кожи собеседника при рукопожатии, или по-доброму целуя в лоб прехорошенькую малышку Ирэн. Она предпочла глухие платья с длинным рукавом, а, когда Атэ'саары взяли за привычку целовать ей руку, надела тонкие кружевные перчатки. Нарядов было море, один шикарнее другого, и вскоре многие последовали её примеру, однако, и о традициях не забывали — большинство платьев шились из полупрозрачных тканей с вышивкой на самых деликатных участках. Ирэн своей лептой в истории скадарской моды искренне гордилась, а главное — Одарённые не догадались, что девочка научилась дробить мысли на бессвязные слова. Она росла взбалмошной и капризной в угоду тем, кому такое поведение казалось нормальным для единственного ребёнка своего отца.

Тик-так… Ребёнок повзрослеет и будет вынужден подчиняться сам. Матери нет, отец управляем, а тридцатилетний жених давно уже выбрал сторону…

…Ирэн пересадила крокодила на столик и подошла к тому, кого назвала гостем. Она разглядела скрытое татуировкой клеймо и решила, что станет к нему относиться только так. Полезный и очень благодарный в будущем гость. Впрочем, имя Дан ей тоже нравилось. Это звучало как полуденный бой Поющей Катарины. Ирэн безуспешно поводила у его лица ватой, смоченной нашатырём, расправила подушку и переплела встрепавшуюся чёрную косу, удовлетворённо отметив, что её собственная головная боль уходит. На сей раз обошлось без ненавистного, но столь необходимого лекарства.

Но неужели, неужели она напрасно дала отцу это проклятое обещание?

Той же ночью нянюшка Лемма вошла, как обычно, без стука. Она была кормилицей девочки, затем стала бдительной хранительницей её манер. С детства Ирэн приносила покалеченных пташек да зверушек, но к двуногим относилась с гораздо меньшей симпатией, поэтому новый «бедняжка» её искренне удивил.

Лемма зашла, да так и замерла на пороге, прижав руки к груди, не в силах вымолвить и слова. Её ненаглядная ханни — образец добродетели и целомудрия — ворковала над полумёртвым мужчиной, обнимая и оглаживая по груди, как распоследний некромант!

— Ох, голубка! — не сдержала вздоха няня.

— Молчи, если не хочешь остаться немой навсегда! И пошла прочь! — обернувшись, приказала Ирэн, и Лемма разглядела, что левая кисть, которую ханни прижимала к груди, туго обмотана полотенцем.

Няня покорно закрыла дверь и всю ночь отбивала земные поклоны Илладе Заступнице. В спальню она больше не заходила.

На рассвете погода сменилась, и морской солоноватый ветер, невесть как преодолев высокую стену и густой парк, всколыхнул кисейные занавески, поднатужившись, выгнул их парусом. Когда наполненный озоном воздух разогнал духоту, Ирэн закрыла окно. Не хватало ещё возиться с эльфийским насмарком! И так вытрепал последние нервы.

Перемены в природе она восприняла как знак Судьбы, и не ошиблась. Вернее, знала. Ждать пришлось дольше, чем рассчитывала девушка. Гость из подземелья зашевелился, когда она уже схватилась за нашатырь. Отбросила пузырёк, не глядя и пропустив мимо ушей подозрительный всплеск, так что Дан увидел в её руке стакан воды.

— Пей, — девушка осторожно приподняла его голову. — Назад в «муравейник» я тебя не отдам. Обещаю.

— Сури, за что их?.. За что господина убили?!

— Ирэн. Меня зовут Ирэн. Не знаю, за что. Это какая-то ошибка. Кажется, посольство оклеветали, и теперь Кэссарю придётся приложить немало усилий, чтобы сохранить мир. Естественно, виноватых найдут.

— Ошибка… — безжизненно прошелестел Дан.

— Сожалею, но я не настолько важная персона, чтобы мне сообщали подробности. Одарённым повсюду мерещатся заговоры и в собственных слугах они зачастую видят убийц. Даже сейчас, когда всё закончилось, зачем-то установили Купол над городом, — ей пришлось собрать волю в кулак, чтобы голос не дрогнул на последней фразе. Вдруг не угадала?

На его лице ничего не отразилось, и девушка обеспокоилась, что опять неверно подобрала слова. Затем расширились зрачки, Дан шмыгнул носом и заплакал, правда, по-мужски — молча. Ирэн хотела утешить по-женски тепло, да залились сама. Растирая по лицу едкие слёзы и едва не спотыкаясь, бросилась обратно к спасительному окну.

А виновник вселенского плача выбрался из аквариума вслед за разбитым пузырьком нашатыря и теперь разве что хвостом от счастья не вилял!

Эданэль стал выздоравливать. Их хотел проведать отец, да Ирэн упросила не смущать больного: её вполне устраивало мягкое, кроткое «сури» в устах гостя. Бинты сменил просторный песочного цвета костюм из тонкой висы — ткани, что в прохладу согреет, а в зной убережёт, и Дан перестал упоминать своего Л'лэрда, вроде бы, смирившись. Хорошо.

Удручало другое. Полуэльф умудрялся пропускать мимо острых ушей многочисленные просьбы обращаться к ней на «ты». А Ирэн старалась быть милой и приветливой. Гостя в одиночестве надолго не оставляла и либо развлекала беседой, либо, пока он спал, пыталась читать модные романы, в коих окопалась будто в гнезде.

— Сури, позвольте спросить, о чём речь в книге? Интересно? — не выдержал, наконец, Дан, разглядев на алой обложке золочёную, витую змейкой надпись «Любовь и ненависть на гребне волны».

— Ещё бы! — с гордостью произнесла девушка. — Вот послушай: «Он впился в её сочные, подобно розовым бутонам, губы поцелуем истинной страсти, прижав лёгкое, податливое тело к своей могучей груди до щемящего сердце хруста, и…»

— Рёбра неблагозвучно затрещали… — оторопело закончил полуэльф, но мигом исправился. — Простите, сури.

— Тебе не понравилось? Но это так романтично — любовь, море, пираты…

— Пираты? Нет, сури. Пираты — это вонючий сырой трюм.