Марина Колесова - Чародейка. Власть в наследство. Страница 60

Конунг всю дорогу до города гнал коня, но, несмотря на это догнать Феруза не смог. Отворившие ворота стражники подтвердили ему, что совсем недавно Феруз вместе с их Владетельницей въехали в город, причем воин крепко держал Владетельницу в объятьях, чему та абсолютно не противилась.

Отдав распоряжение караульному гарнизону пленить и связать всех обездвиженных врагов за стенами города, конунг направил своего коня к дворцу Къяры.

У дворца никого не было. Конунг взбежал по лестнице, прошел к дверям и толкнул их. И тут же столкнулся с Ферузом, который преградил ему путь:

— Она не велела никого пускать!

— Это не может относиться ко мне! Я должен ее видеть! — конунг попытался оттолкнуть Феруза, но тот не отступал.

— На колени, раб! — рявкнул разъяренный конунг, выхватывая меч.

— Я раб, но ее раб, и скорее умру, чем нарушу ее приказ! — Феруз взглянул прямо в глаза конунгу и тоже взялся за меч.

Конунг понял, что для того чтобы пройти ему придется сразиться с воином и убить его, и отступил.

И в это время во дворце раздался приглушенный вскрик, а затем долгий стон, в котором слышалась такая мука, что замирало сердце. И конунг, и Феруз, не сговариваясь, рванулись к двери ведущей в опочивальню Владетельницы и распахнули ее. Представшая их взорам картина была настолько невероятна, что они на минуту замерли пораженные, а потом конунг вновь схватился за меч.

Къяра лежала на кровати, руки и ноги ее были накрепко привязаны к кровати ремнями, над ней склонился ее супруг, пытаясь ножом запихнуть под ее диадему какую-то мокрую ткань грязно-зеленого цвета, которая под его ножом тут же пропитывалась кровью и становилась ярко красной. Къяра стонала, а тело ее выгибала судорога.

Обернувшись и увидев вошедших, Лиат привстал с кровати и с такой яростью в голосе крикнул: "Вон отсюда!", что меч конунга замер на полдороги, а сам он, охрипшим от волнения голосом, тихо спросил:

— Ты что с ней делаешь?

— Я лечу, а вы выйдите отсюда вон, — разгневанно проговорил супруг Къяры и вновь сел на кровать рядом с ней.

— Ответь, зачем ты ее связал, и мы уйдем, — тихо произнес конунг.

— Она без сознания, поэтому может кричать и дергаться, вот придет в себя, развяжу… — сквозь зубы, мрачно пояснил Лиат.

В это время стон смолк, а тело Къяры перестало содрогаться. Къяра повернула голову, и в глазах ее появилось осмысленное выражение:

— Феруз, почему вы здесь? Ты не понял моего приказа? — с трудом произнесла она.

От ее поворота головы повязка, которую пытался наложить Лиат, сбилась и изумленным взглядам Раннега и Феруза открылась страшная, обожженная и кровоточащая рана, по краю диадемы надетой на голову их Владетельницы. Потрясенные увиденной картиной оба кирита молчали. Лиат тут же начал развязывать ремни на руках Къяры.

— Пошли вон, оба. И если только раскроете рот, о том, что видели, языки отрежу обоим, — тихо и медленно проговорила Къяра и вновь закрыла глаза.

Конунг и Феруз тут же вышли из спальни, плотно закрыв за собой дверь. Ошеломленные, не в силах уйти, они, прислушиваясь, долго стояли в коридоре, но из-за двери не донеслось больше ни звука.

Наконец, конунг не выдержал:

— Если ей что-то понадобиться, дай тут же знать, — проговорил он и стремительно направился к выходу.

Из своих покоев Къяра не выходила три дня. Удрученный конунг по несколько раз на дню заходил во дворец, пытаясь узнать хоть что-то о здоровье Владетельницы. Но Феруз лишь отрицательно качал головой, давая понять, что новостей у него никаких нет. И только на четвертый день Феруз сообщил конунгу, что Владетельница в центральной зале и ждет его для доклада.

Раннег, обрадованный таким известием, тут же прошел в центральную залу и, подойдя к Къяре, опустился на колени. Владетельница полулежала на своем любимом диване. Она была бледна, голову ее охватывал тонкий шелковый шарф. Глаза ее при этом горели недобрым огнем, а губы ее мрачно кривились. Однако для конунга в эту минуту это было не главным, главным было то, что Владетельница осталась жива, и он не смог сдержать довольной улыбки, хотя прекрасно понимал, что общение с ней вряд ли закончится для него чем-то хорошим.

— Ты чему-то рад? — хмуро спросила Къяра, взирая в упор на стоящего перед ней на коленях конунга.

— Да, Владетельница, я просто счастлив, что тебе стало лучше, — искренне ответил он.

— Думаю, это доставит тебе больше неприятностей, чем ты ожидаешь…

— Я знаю, что заслуживаю жестокой казни, Владетельница и готов принять ее… — конунг покорно опустил голову.

— Вся беда в том, Раннег, что мне не кем тебя заменить, поэтому, хотя ты ее действительно заслуживаешь, казнить я тебя не могу, как бы мне этого не хотелось… Но наказать накажу, чтоб больше неповадно было ни самостоятельные боевые действия вести, ни приказы мои нарушать.

— Ты столь откровенна, Владетельница… На твоем месте я бы до конца наказания не стал бы этого говорить… Неизвестность страшит.

— Мне нет нужды дополнительно нагонять на тебя страх, ты и так бояться будешь еще раз меня прогневать… наказывать я умею хорошо, — мрачно проговорила Къяра.

— Я готов принять любое наказание, Владетельница…

— Замечательно… Хотя я могу тебе предоставить выбор. Ты хочешь, чтоб я сразу применила магию или мне сначала звать палача, а магию использовать потом?

— А ты можешь вообще не использовать магию? Вряд ли это пойдет тебе на пользу… — конунг судорожно передернул плечами. Он видел, что с ней сделала ее собственная магия.

— Могу… могу даже сама пытать без палача… но тебе вряд ли покажется удобным остаться без кое-каких частей твоего тела… и с травмами, которые надо очень долго лечить… Зачем тебе это? Где я тебе замену на это время найду? — Къяра усмехнулась, — А если ты обо мне печешься, то знай, такая магия для меня не обременительна.

— Тогда используй магию сразу… раз все равно без нее не обойтись.

— Как скажешь, — Къяра приподняла и вытянула вперед руку, и тут же конунг рухнул на пол. Тело его подергивалось, а глаза закатились. Минут через двадцать, Къяра тряхнула кистью руки и опустила ее. Тело конунга перестали сотрясать конвульсии, и вскоре он открыл глаза, пошевелился и, с трудом приподнявшись, пошатываясь вновь встал на колени.

— Владетельница, — еле ворочая языком, проговорил он, — когда я говорил, что готов принять любое наказание, я и не предполагал, что ты можешь наказывать так.

— Понравилось?

— Не то слово… — конунг облизнул пересохшие губы, — я теперь понял, что означают слова "невыносимая боль".