Щепотка пороха на горсть земли (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна Страница 61

А теперь он целовал ее, отбросив свои глупые приличия и предрассудки, и все тоже было так, как нужно. Так, как она не смела и мечтать. Горячий и ласковый, нежный, осторожный, но — настойчивый и уверенный. В его руках легко было поверить, что все будет хорошо, что больше нет повода для волнений. И главное, что самый безжалостный и неотвязный ее страх наконец закончится: что она больше не одна.

И боль, конечно, была, но такая, что и упоминания не стоила. Она не шла ни в какое сравнение с тем наслаждением, с которым шла рука об руку. Не только плотским, но и другим — более эфемерным, неизъяснимым. Удовольствием видеть затуманенный желанием взгляд любимого человека, быть рядом, прикасаться к нему — настоящему, непридуманному, слушать шумное дыхание и торопливый стук сердца, прижавшись щекой к его влажной от пота груди.

Некоторое время они лежали неподвижно, и Анна ловила себя на том, что сил шевелиться у нее нет вовсе. Нужно. Прямо сейчас, потому что через некоторое время будет поздно. Но было так невозможно, удивительно хорошо, что силы воли и чувства долга не хватало склонить чаши весов.

— Как ты? — нарушил тишину Дмитрий. Мягко провел ладонью по ее голове, цепляя мозолями отдельные волоски, но это тоже было приятно.

— Хорошо, — ответила она честно и коснулась губами его кожи — где пришлось, потому что поднимать голову тоже не хотелось. — Спасибо.

— Не больно? Ты…

— Первый раз всегда больно, я это прекрасно знаю, — уверенно отмахнулась она. — Но это ничего, потому что все равно очень хорошо.

Она наконец собралась с силами и приподнялась на локте, чтобы взглянуть ему в лицо. Мужчина улыбнулся уголками губ и глазами — едва заметно, но тепло и очень ласково, погладил ее кончиками пальцев по виску и щеке, завел за ухо прядь растрепавшихся волос.

— Все в порядке? — нахмурился он. Взгляд стал пристальным и даже напряженным.

— Почему ты спрашиваешь?

— У тебя странное выражение лица.

— Я… — она запнулась, отвела глаза, но все же справилась с собой и опять посмотрела на него. — Прости меня, пожалуйста.

— За что? — еще больше растерялся он.

— Первый раз всегда больно, — пробормотала тихо и поцеловала в губы легко, осторожно. И рывком села, боясь увлечься и лишиться с таким трудом обретенной решимости.

— О чем ты? Аня? — Дмитрий, хмурясь, приподнялся на локтях.

— Я люблю тебя, — проговорила она тихо, но твердо и уверенно. Не удержалась, погладила ладонью его щеку, уже колючую от пробившейся щетины. Мужчина, ошарашенный внезапным признанием, не сумел быстро найтись с ответом, только накрыл ее ладонь своей. Анна тем временем резко бросила несколько непонятных слов в сторону и продолжила, опять заглянув ему в глаза: — Надеюсь, ты меня после всего этого не убьешь…

Улыбка вышла кривоватой и ненастоящей, как будто она на самом деле не верила, что это возможно.

Анна одним стремительным движением поднялась на ноги. Охотник, окончательно переставший понимать, что происходит, проводил ее взглядом, сел, но в очередной раз задать вопрос, на который до сих пор не получил ответа, не успел: на прогалине вдруг появились новые действующие лица.

— Да какого тут… — начал Косоруков уже не растерянно, а зло, однако подняться не успел.

Лиственница над головой длинно, протяжно заскрипела — будто застонала, а через мгновение ее корни пробили и землю, и одеяло. Захлестнули бедра сидящего мужчины еще до того, как он вообще сумел поверить собственным глазам. А потом стало поздно дергаться, Дмитрия спиной впечатало в землю, твердые путы оплели плечи и запястья — не то что не вырваться, не пошевелиться.

— Прости. Ты бы все равно не поверил, — неуверенно улыбнулась Анна, не сводя с него взгляда — виноватого, смущенного, даже какого-то больного. Собственная нагота явно не доставляла ей неудобств и не смущала, несмотря на присутствие не только Косорукова, но и уже знакомых ему чжуров — старого и молодого. Охотнику и тому, кажется, было больше не по себе из-за отсутствия одежды — и за себя, и за нее. И противно от мысли, что у всего, произошедшего только что, выходит, были свидетели…

— Анна. Какого черта? — дернулся Дмитрий, рванулся в путах, но едва ли сумел сдвинуться даже на вершок — успокоившись, корни обрели свою природную твердость и стиснули прочнее любых веревок.

— Все будет хорошо, — ответила она, отведя взгляд, и обратилась к старому шаману: — Шаоци, пожалуйста…

— Иди куда шла, — отмахнулся тот, окинул лежащего охотника нечитаемым взглядом. — Хорошо, влемя хорошее, самое влемя, а ты поспеши.

— Аня, — вновь окликнул Дмитрий, но она больше не смотрела в его сторону. Почему-то проигнорировав брошенную в стороне одежду, как была, босая и нагая, скрылась из вида за деревьями. — Да что за чертовщина? — прорычал мужчина, вновь рванулся и грязно выругался.

Старший шаман, проигнорировав вопросы и возмущение, что-то забормотал, опустился на колени сбоку от распростертого на земле тела и принялся водить и трясти над ним короткой толстой палкой, обмотанной цветными лентами, увешанной бусинами и перьями. Бусины на каждое движение отзывались немелодичным глухим перестуком, в котором слышалось нечто зловещее.

Младший шаман сел с другой стороны в той же позе и невозмутимо посоветовал:

— Ты лучше расслабься. Будет больно, но быстро. А если дергаться, то выйдет точно так же, но больнее и дольше.

Дмитрий, конечно, предупреждения не послушал. Стиснув зубы от злости, чтобы не тратить силы и время на пустую ругань, он вновь рванулся изо всех сил, не обращая внимания на боль от врезавшихся в тело корней. Тщетно. Он понимал бессмысленность этих усилий, но внутри клокотала и бурлила ярость, она искала выхода и не позволяла просто так смириться и сдаться.

Косоруков слышал расхожее выражение о том, что плохо начавшийся день непременно завершится еще хуже, но настолько наглядного его подтверждения еще не встречал. Да и можно ли было вообще подумать, что дурной сон и просыпанный зубной порошок закончатся принесением его в жертву неведомым духам?

Глава 15. Хороший, плохой, злой

Сегодня Шаоци выглядел иначе, чем в прошлую встречу. Тогда он мог сойти за обыкновенного пастуха или охотника, а сейчас не распознать в нем шамана не смог бы даже неподкованный в таких вещах Косоруков. Головной убор с перьями и еще каким-то мусором, густо расшитая затейливыми узорами бахромчатая роба. Да и его младший товарищ тоже выглядел как-то… Наряднее, что ли?

Чтобы взять себя в руки, унять бесполезную злость и начать мыслить более-менее здраво, Дмитрию понадобилось с десяток секунд. Все это время старший шаман продолжал монотонно бормотать, а младший невозмутимо доставал из сумки какие-то плошки, горшки и кисточки.

Для начала Дмитрий осмотрелся и пришел к выводу, что Анна действительно куда-то ушла. Куда-то далеко, несмотря на то, что была без одежды, а не наблюдала за происходящим с безопасного расстояния. Потом рассудил, что мысль о жертвоприношении выглядит достаточно пугающей, достоверной и укладывается в общую канву страшной сказки, в которую он попал несколько дней назад, но все же имеет некоторые нестыковки.

Главной, конечно, были поведение и слова Анны. Та совершенно точно знала, что с ним собираются сделать, но при этом говорила с явной уверенностью в том, что они достаточно скоро встретятся. Конечно, с этими их духами с непроизносимым названием ни в чем нельзя быть уверенным, но… Кажется, ему просто не хотелось верить в такое предательство.

А потом он, наконец, успокоился достаточно для того, чтобы вынырнуть из собственных мрачных мыслей и прибегнуть к самому простому способу узнать свою судьбу: поговорить с шаманом.

— Что вы собираетесь со мной сделать? — мрачно спросил он, наблюдая за действиями Ийнгджи. — Заколоть и скормить своей лиственнице? В духа превратить?

Пока в выложенных шаманом предметах не было ничего угрожающего, а он между тем явно достал все нужное. После этого поджег и сразу затушил какой-то сухой веник, стоящий в небольшом горшке, отчего тот начал отчаянно дымить. Дым пах резко, остро, но не противно. Теперь же чжур составлял какую-то сложную смесь на основе густой темной жидкости, подозрительно похожей на кровь.