Людмила Астахова - Ничего невозможного Страница 61

— Честно? — Джевидж надменно изогнул густую бровь. — Вы превратно меня поняли, сударыня. Я не собираюсь вам помогать, это не входит в круг моих обязанностей. Я всего лишь собираюсь направить ваше общественное движение в правильное русло, чтобы вы сами смогли добиться желаемого.

— Очень щедрое предложение, — согласилась Лугрин и как бы случайно предположила: — И должно быть, небескорыстное? Не так ли? Именно о таком условии и спрашивала моя уважаемая соратница.

Она почувствовала, как от волнения вспотели ладони в тонких перчатках и покрылся испариной лоб.

— Вы весьма проницательны, мистрис Четани, — сказал канцлер без всякого снисхождения или превосходства в голосе. — Ничего дурного в корысти я не вижу. Она, как известно, двигатель прогресса. По крайней мере, так утверждают ученые экономисты. На мой взгляд, ваш «Союз» тоже явление прогрессивное. Хочется этого кому-то в Совете или нет, но проблему женских прав придется решать. Рано или поздно, так или иначе. С другой стороны, изменить что-то резко, одним махом не под силу ни мне, ни Его императорскому величеству. Необходимо постепенно, но неуклонно двигаться в нужном направлении. Я предлагаю сударыням милитанткам сделать первый шаг навстречу.

— Навстречу кому?

— Мне, — улыбнулся лорд канцлер. — В течение ближайших двух лет мы с вице-канцлером будем последовательно лоббировать интересы вашей партии, предлагать новые законопроекты по защите прав женщин…

— С вице-канцлером? — удивилась руководительница «отчаянных».

— Да, именно. Мы станем покровительствовать вашей партии, и вполне возможно, что совместными усилиями добьемся столь желаемых вами прав. Но…

Джевидж сделал многозначительную паузу, переводя тяжелый взгляд по очереди с одной активистки на другую. Но нельзя сказать, чтобы в темно-серых глазах его таился холод. Напротив, от него Лугрин стало чересчур тепло, непозволительно тепло.

Ох, не зря в свое время Джевиджа почитали одним из главных столичных сердцеедов. Что-то было в этом немолодом, усталом мужчине, с многослойными мешками под нижним веком, впалыми щеками, синими от отрастающей щетины, и сухими обветренными губами. Что-то располагающее, обольстительное, сулящее море удовольствия. Судя здраво, ничего в нем нет особенного. Нос слишком велик, подбородок тяжелый, лицо несимметричное, глаза узкие — весьма посредственная внешность. Но так и хочется пригладить чуть взъерошенные волосы на макушке и потереться щекой о щеку, мурлыкая от нежности.

«Это аура абсолютной мужественности, — здраво решила Лугрин, отгоняя внезапное наваждение. — Каждая нормальная женщина чувствует эту силу без всяких слов и, когда рядом такой сильный мужчина, инстинктивно стремится завоевать его внимание. И вообще, я — замужем, а он счастливо женат на леди Фэймрил». Романтическая история их брака наделала шума, судили-рядили не только в светских салонах. А ну-ка, как часто мужчина провоцирует и убивает на дуэли соперника, чтобы завладеть его женой? Еще реже такие случаи происходят в присутствии самого императора.

— Но? — многозначительно переспросила Лугрин.

— Но первая женская партия будет целиком лояльна мне и моему правительству, а если… вернее сказать, когда вы окажетесь в парламенте, то не забудете о нашей маленькой договоренности.

Милитантки напряглись и замолчали, словно набрав в рот воды. Даже мистрис Раст не додумалась задавать дурацкие вопросы.

— Нам нужно обдумать ваше предложение, — вздохнула руководительница.

— Разумеется, — беспечно кивнул Росс.

В этот момент в дверь настойчиво постучали. Это был гонец из дома — один из охранников. Джевидж обязал секретаря пропускать парня без доклада и очереди. Тот по-военному вытянулся в струнку и отрапортовал:

— Миледи все еще спит, но мэтр говорит, что жар вот-вот должен пойти на спад. В остальном — без изменений.

— Писем или записок не подкидывали? Почта была?

— Ничего не подкидывали, а почта обычная. Все письма вскрыли и проверили. Ничего.

— Хорошо. Свободен, Ялери. Через два часа жду тебя снова.

— Так точно, милорд.

Джевидж с телохранителем переглянулись с самым разочарованным видом, словно взаимно ища поддержки в столь тяжелый час. Новости их обоих нисколько не порадовали — миледи по-прежнему плоха, а от похитителей ни словечка.

— А правда, что у вас украли сына? — робко спросила мистрис Раст.

— Правда, сударыня, — угрюмо кивнул канцлер, словно не замечая за горестными размышлениями посторонних. — Моя супруга очень… больна, у нее горячка.

Первой всхлипнула мистрис Алассин.

Как известно, ломать проще, чем строить, а продырявить легче, чем заткнуть брешь. Именно поэтому лорду Джевиджу потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы довести милитанток до слез, а на утешение чувствительных дам у Моррана ушел целый час. Чего он только ни делал: и водичкой отпаивал, и своим чистым платком пожертвовал, и уговаривал, но пока в недрах тонких женских организмов не иссяк недельный запас слез, ничего не помогало. И естественно, таким простеньким маневром, вызвав бурю сочувствия, милорд добился своего. За это он был мысленно обозван чертовым стратегом и бессердечной сволочью.

— Они уже ушли? — спокойно спросил Джевидж, не отрывая взгляда от письма, которое писал.

Металлическое перо скользит по бумаге, ни запинки, ни помарки, словно не человек пишет, а механизм какой.

— Да, милорд, — в сердцах буркнул маг-экзорт. — Едва-едва спровадил.

Его прямо распирало изнутри от злости и возмущения.

«Ничего святого! Никаких внутренних запретов, и цель всегда оправдывает средства!»

— Очень хорошо. Ялери явился как никогда кстати.

— Лучше бы он сообщил что-то утешительное о здоровье миледи… — прошипел себе под нос Морран.

Реакция Джевиджа оказалась мгновенной — он вскинул голову и воззрился на телохранителя, будто сапсан, нацелившийся на скворца, даже зрачки расширились. Того и гляди кинется, спикирует из поднебесья вертикально вниз, норовя по касательной ударить когтистыми лапами.

— Вы изволили выказать недовольство, мэтр?

«А чего мне бояться? Что он мне сделает?» — мелькнуло в бедовой голове мага, прежде чем он открыл рот для ответа.

— Изволю, милорд, — заявил он решительно.

Судя по характерному движению бровей, Джевидж не ожидал отпора.

«Ну, точно сапсан. Веки желтые, глаза круглые… Разорвет сейчас».

Обычно экзорт безмолвно глотал любую колкость, ни разу не пытаясь восстать против моральной тирании лорда канцлера, а тут вдруг неожиданно почувствовал вкус к бунту.