Икан Гультрэ - Тайны родства Страница 61

Нет, не так. Тело мое не знало прежде этого напитка, мои вкусовые рецепторы находили его странным, но… срабатывали ассоциации, сознание-то помнило, и я наслаждалась каждым глотком.

— Нравится? — прищурился дед.

— Угу, — промурлыкала я в ответ, — выращиваете здесь?

— Да, когда-то привезли зерна из одного мира…

— Возможно, из того, где мы с Натальей родились.

— Натаэлли, — исправил меня дед, — возможно, из того мира, да. Напиток многим пришелся по вкусу, так что начали выращивать и у нас.

— Занятно…

Надо сказать, не только изобретения и пища иных миров оседали на Айиоро, но и книги, которые непременно привозили с собой путешественники. Здесь, в городском доме, хранилась основная часть библиотеки рода Май… если бы я еще могла читать на всех этих языках! Правда, знанием языка тейордов меня осчастливили в процессе всяких медико-магических манипуляций — ко всему, для полного комплекта. Так что книги по местному целительскому искусству я у деда позаимствовала — с клятвенным обещанием вернуть их, когда прибуду на каникулы. Да-да, это мне тоже пришлось пообещать.

— Дед, но у меня Мариен! — попробовала спорить я.

— Подумаешь, проблема! — воскликнул Гилеари. — Перенесем и мальчишку тоже.

В общем, лето на Айиоро было вопросом решенным. А еще мне пообещали практику в столичной клинике — дед уже заручился согласием целителей. Любопытно, что, несмотря на использование техномагических приспособлений и в медицине тоже, мои глаза были восстановлены чисто магически. То есть, эту операцию могли бы освоить и в нашем мире (дед, кстати, покопался в справочниках и выяснил, что тейорды его называют Вериинсе, миром спокойных вод). Правда, работа очень тонкая, подвластная эльфийским целителям, но никак не человеческим, даже в контакте с суигги.

— Ничего, — утешил меня дед, — твоя магическая структура будет развиваться. Еще несколько месяцев, от силы полгода, и тебе будут подвластны операции, которые сейчас в вашем мире могут исполнять лишь эльфы. А потом еще попрактикуешься на Айиоро — и с такими навыками в любом мире на вес золота будешь, уж поверь мне, Лариэсса.

…Лариэсса — летящая в синеве. Так переводилось мое новое имя с языка тейордов. В двух мирах я птица, в третьем тоже лечу. По крайней мере, должна бы летать — но не получается пока что. И где-то внутри начинает — только теперь — брезжить понимание, что дело не в способностях, которыми я наделена и пользуюсь, дело во мне самой… я сама привязываю себя к земле — своими словами и поступками.

Гилеари перенес меня на Вериинсе на двадцатый день, к концу моих школьных каникул. С собой я тащила — вернее, дед тащил, если совсем честно, — кипу книг и… баночку с кофейными зернами.

Дома меня ждало письмо из Лиотании. Оно пришло в первые дни после нападения на меня, и домашние не вспомнили о нем в своих переживаниях, зато теперь я узнала, что Эниэра благополучно разрешилась от бремени… двойней. Невероятная редкость среди эльфов, воистину служительница плодородия оправдала свое служение. Счастливые родители обзавелись и сыном, и дочерью. Сыну дали имя Истаниэр, дочь назвали Лариллой — в честь цветка и одновременно в память обо мне.

Глава 13

— Ла-а-ари, что ты опять сделала со своими волосами?! — издала возмущенный вопль моя соседка по комнате.

— Ничего особенного, просто подстриглась.

Любопытно, что изменившихся глаз Рейяна не заметила. Зато заметил кое-кто другой.

…С Лэйришем я столкнулась в первый же учебный день в коридоре учебного корпуса. Я шла, задумавшись и глядя себе под ноги, потому не заметила его приближения, а когда поняла, что кто-то мешает мне пройти, подняла взгляд.

Похоже, он что-то собирался сказать мне, но встретившись со мной взглядом, отшатнулся, проглотил невысказанные слова и прошел мимо. Это было… как пощечина.

"Спокойно, — напомнила я самой себе, — ты сама его прогнала, отвергла. Его ошарашили изменения в тебе? Случается. Он не обязан принимать тебя любой. Он тебе вообще ничем не обязан, ничего не должен. Отпустила? Имей силы смириться, принять…"

И все-таки было больно. И все-таки мне потребовалось все мое мужество, чтобы не разреветься прямо там, а стиснуть зубы и пойти по своим делам. Потому что жизнь продолжалась…

Особенно мучительным было участие в семинаре по ментальной магии. В какой-то момент я не выдержала напряжения, распиравшего меня изнутри, и упустила щиты — те самые, которым меня обучал Гилеари. И в тот же миг на меня обрушились чужие мысли и эмоции — все, как обещал дед. Нет, Лэйриша в этом потоке не было, он успешно блокировал свое сознание, но мне хватило и однокурсников.

…На уроках магистр держался со мной вежливо и отстраненно, как и с другими студентами. Впрочем, он и прежде не позволял себе никаких вольностей в присутствии учащихся, но именно сейчас мне причиняло боль абсолютно все, неважно, было у его поведения какое-то обоснование, отличалось оно от обычного, или нет.

В лечебнице тоже было все непросто. Нет, я по-прежнему работала, и вполне успешно. И с Рьеном дружила, как прежде. Рассказывала ему о своем пребывании в мире Айиоро, делилась знаниями, вычитанными из медицинских книг моих родичей. И все чаще замечала горечь в его глазах. Какое-то короткое время я даже полагала, что он просто завидует мне, моим возможностям приобщиться к чему-то новому, неизведанному. Моей грядущей практике в клинике тейордов. Такая… зависть профессионала. Вполне понятная и объяснимая. Так я думала, пока случайно не упустила щиты в его присутствии — мне не всегда удавалось их удерживать. Я узнала, что его горечь — это жалость ко мне. К женщине, несколькими неосторожными словами разрушившей собственное счастье. Так он думал. И меня это… раздражало. Возможно, потому, что он был прав…

И только дома все было правильно. Все как надо. Если не считать пытливых взглядов сестры, которые она украдкой на меня бросала. Я ее ни о чем не спрашивала: будет надо — сама заговорит. А я просто занималась с ней, как могла, пыталась научить всему, что считала необходимым. Просто старалась проводить с ней побольше времени. С ними обоими. Братец, с виду повзрослевший и посерьезневший за время моего отсутствия, нуждался во мне не меньше, чем сестра, а может, и больше — он как раз вошел в такой возраст, когда мальчики не считают для себя возможным как-то показывать свою слабость, признаваться в ней, и потому всячески избегают любой ласки, и только когда никто не видит, могут нырнуть под руку, прижаться и замереть.

Но иногда мне просто делалось душно дома, стены начинали давить, и я сбегала, чтобы не взорваться и не нагрубить тем, кто мне дорог. Просто уходила гулять — чаще всего вечерами, потому что днем хватало дел, а ночью все спали и некому было раздражать меня, усугубляя и без того мучительное состояние.