Ольга Шумилова - Эхо войны. Страница 61

Маяк закрепили на носилках, как наиболее защищенном от промокания месте, и стали ждать. Он испускал заданный сигнал с интервалом в три минуты.

Тайл попробовал настроить рацию, но, видимо, до зоны покрытия было еще далеко.

Ночь прошла не просто тревожно — она ужасала своей неопределенностью. Я лежала без сна, глядя поочередно в потолок палатки и на спину Коэни, и чувствовала, как беспокойно ворочается и что–то бормочет Тайл. В конце концов он не выдержал и прошептал мне на ухо:

— Спишь?

— Нет, — я повозилась и повернулась к нему лицом.

— Я лежу и считаю, лежу и считаю, как заезженная пластика. От форта шестнадцать часов лета. Плюс часов шесть–двенадцать на сборы. Завтра к вечеру они должны быть здесь. Так ведь?…

— Тайл… — я колебалась. Замолчала, но потом все же сказала: — Форт может сейчас находиться в состоянии ликвидации. Не факт, что там есть кому следить за нашими сигналами.

— Я думал, ты шутила, — сухо отозвался ремен.

— Лучше бы шутила. Извини, что без подробностей, меня из–за них чуть не уволили.

— Можешь с подробностями, я тоже собираюсь увольняться.

— Почему?…

— Не могу больше. Через одного видеть рожи с выражением, как у этого беловолосого засранца, Мертвяка–отморозка иметь в начальниках, шепоток слушать за спиной. Чтобы я еще раз залез в эту Бездной проклятую провинцию!

— А меня навещать будешь? — я улыбнулась.

— Ты ведь тоже собиралась уходить?… — в уверенном голосе появились растерянные нотки.

— Нет. Поэтому я здесь — потому что не хотела уходить. Наверное…

— Вот как…

— Вы с Ремо — взрослые мужчины, и я никого не прошу остаться со мной. Я вас притащила на Деррин, и вам здесь действительно плохо. Уезжай. Ты прав — вас здесь не любят. Уезжай и… приезжай иногда обратно. Я буду скучать.

Он не ответил, а я, согревшись, скоро уснула.

Странно, но проспала я долго, чуть ли не до полудня — не заставлял подскакивать на рассвете извечный рефлекс ожидания действия. День был сер, скучен, и наполнен одним — ожиданием. Я ждала со всеми, держа меланхолию и неверие в чудо про себя.

Мужчины прислушивались к любому треску веток, задирали головы и до боли в измученных шеях вглядывались в небо. И — надеялись, надеялись с бешеной решимостью. Я же сидела на носилках и закутывала коматозного ремена в почему–то оказавшуюся лишней куртку. Уже несколько дней мне казалось, что его бьет озноб.

Закатное солнце грело хуже, чем солнце полуденное, может, поэтому в моем заледеневшем сознании не промелькнуло даже тени удивления, когда ремен открыл глаза.

Я смотрела на него, он же смотрел в небо пустым, невидящим взглядом. И таким же пустым, бесцветным голосом обронил:

— Claigh.

«Корабль».

Я медленно подняла глаза, посмотрела в небо над нашими головами и кивнула:

— Корабль.

И заплакала. Холодными, очень холодными слезами.

Глава шестнадцатая.

— Больно ты востра! Смотри, не порежься! — предупредила она.

Четыре шага вдоль, три — поперек. Палата похожа на конуру, такая же большая. Ремо снял с моего лица замусоленные бинты и что–то там колдует в соседней комнате.

Дверь открывается стремительно, без стука и прочих церемоний. Я оборачиваюсь на звук и подслеповато щурюсь. А вошедший застывает, будто влетев с размаху в стену. Криво улыбаюсь:

— Здравствуйте, комендант.

Я выдергиваю из–под куртки жесткий футляр и протягиваю мужчине, все так же стоящему на пороге:

— Экспедиция была удачной.

Он протягивает руку, глядя почему–то на грязные бинты, перетягивающие мои пальцы. Недоуменно кривит губы:

— Удачной?…

— Я привезла то, за чем меня посылали, разве нет?…

— Вы что, не видели себя в зеркале? — резко перебил он.

— Видела. И?…

— И вы считаете это удачей? — комендант рассматривал меня с брезгливым удивлением исследователя, которого в очередной раз неприятно поразила природа. — Вы сознательно притворяетесь святой или действительно блаженная?

— Да, я действительно считаю это удачей, — я посмотрела него. — Я жива. У меня на месте все конечности, а внутренности там, где им и положено — внутри. Я не лишилась глаз, и вполне удовлетворительно слышу одним ухом. Вы считаете, что мне не повезло?

— Куда вы вляпались? — вопросом на вопрос ответил он.

— Туда, где в дополнение к тому, чего уже нет, могла потерять все остальное. Разве вы не знали, что не бывает сокровищ без охраны?

Моей иронии он не понял.

— Тогда какого дьявола вы полезли на рожон?! Я не просил доставать эти «сокровища» любой ценой! Эта ваша идиотская идея…

— А. Теперь поняла, — прервала я его тираду. — Нет, я не собираюсь предъявлять вам счет за лечение, устные или письменные претензии, взывать к вашей совести или вымогать свою долю из того состояния, что стоят эти кубики, поскольку вы действительно меня ни о чем не просили. Я даже не собираюсь обременять ваше достойное учреждение своим сомнительным внешним видом — вы этого явно не хотите. Не волнуйтесь, я уеду в город. Там неплохие врачи — слух должны восстановить полностью. Впрочем, думаю, вам это неинтересно. Отчет о поездке будет у вас завтра вечером. Всего хорошего.

Я встала и пошла в соседнюю комнату. Добравшись до двери и не услышав щелчка замка, я обернулась.

— Вы можете ходить? — комендант все еще был здесь.

— Да, — я равнодушно пожала плечами. — Более того, я могу бегать. При необходимости — быстро.

— У вас, — он бросил короткий взгляд на мои руки, — только лицо в таком состоянии?

— У меня, — я сунула руки в карманы, — в таком состоянии все, но я еще вполне способна держать ружье и нажимать на курок. Только вас это не касается, поскольку я здесь больше не работаю.

— Для этого вам еще необходимо получить мою подпись и свои документы.

— Зачем?… Меня уволили еще месяц назад. Ваша подпись и документы у меня на руках.

— Приказ был отменен.

— Думаю, я вполне могу проигнорировать этот факт, — мягко заметила я. — Я сделала то, что считала правильным по отношению к этому месту, сделала все, что могла. На этом и расстанемся, ко всеобщему удовольствию. Вы же понимаете, что я, как ватар, не нуждаюсь в ритуальных плясках хорошего тона. Вы знаете, что не хотите меня видеть, и я знаю это же. Я сделаю вид, что не знаю об отмене приказа, вы сделаете вид, будто никогда его не отменяли.

Я нажала на кнопку двери и вышла. Нашла Ремо и попросила вернуть, наконец, эту чертову повязку мне на лицо.

Бросая вещи в так до конца и не распакованный месяц назад рюкзак, я задавала себе один вопрос: «Почему?». Не хотела уезжать, а поди ж ты… Придется уехать. Почему придется?…