Лада Лузина - Меч и Крест Страница 62

Полосатый взвыл. Олежа, решив реабилитироваться в глазах Мира, ринулся к застопорившейся Даше.

— Стой, — просипел Мир. — Стой, кому сказал! — и осекся, поскольку Олежа уже получил превосходный и убедительный удар коленом в пах.

— Где ж ты раньше была! — искренне обиделась Маша. — Меня тут… — Она нахмурилась, не договорив. Обида внутри скрутилась в тугой узел, перетянувший ей горло: Даша бросила ее ради пустяка! Ради случайности, отвлекшей ее внимание. Какая она после этого подруга?

— Да заблудилась! Блуждала, блуждала… — жалобно оправдывалась Землепотрясная.

— Я ж все крестами пометила!

— А откуда я знала, что это твои кресты? — резонно заметила заблудившаяся. — Ты, во-още, как? — Она посмотрела на Мира с нескрываемым подозрением.

Даша не любила красивых мужчин из принципа. Но вблизи морда Мира оказалась еще более беспринципной, чем на экране!

— Не верю я ему. И в алиби его не верю! — бесцеремонно провозгласила она.

— Правильно делаешь, — буркнул Мир, морщась и придерживая рукой звенящий затылок. — Алиби липовое. Девчонки подтвердили. — Он устало опустился на землю.

— Что я тебе говорила? — объявила Чуб с пафосом прокламатора на баррикадах. — Какие-то шлюхи!

— Лида и Женя, — уточнил он. — Сами прибежали, когда поняли, что подружку свою угробили.

— Как это? — обмерла Маша. Мир утомленно вздохнул.

— Ну, Рита сто раз на меня нависала: возьми да возьми меня с собой, я тоже в диггеры хочу. А я отказывался: с такой же одна морока. Да и плевать ей на все, просто повод…

— Ногу подвернет и на шею повесится, — сухо согласилась Даша Чуб, некогда активно практиковавшая данный способ сближения.

— А они записку ей передали. Типа, от меня. Типа, по приколу. «Если хочешь узнать, что значит быть диггером, встречаемся в 19.00 у Кирилловской церкви. М. К.»

«М. К., а не К. Д.» — с облегчением подумала Маша.

— А почему у Кирилловской? — придирчиво осведомилась Даша, тоже помнившая полное имя Мира.

Мирослав снова вздохнул.

— Потому что тут трубу прорвало, и аварию в новостях показывали. И сразу на диггеров намекали, не знаю уж почему, — мы в Кирилловские никогда не спускались. А записку их у Риты нашли, через нее на меня и наехали. Слава богу, почерк не мой. Женя подделала, как обычно…

— Чего ж они в милиции все не рассказали? — обожгла его недоверчивым взглядом Чуб.

— Да потому что сучки! — злобно выплюнул Мир. — Боятся, что их в соучастии обвинят. Впрочем, правильно — менты б с них так просто не слезли.

— А что они на тебе сидят, их не беспокоит?

— Еще как беспокоит, — признался он. — Когда меня задержали, они с перепугу к моим родителям прибежали и заявили, что я всю ночь с ними был — с двумя сразу. А теперь молчу, потому что джентльмен и их честь выгораживаю. Ну а родители сразу за адвоката — и в прокуратуру…

— Так, — приняла решение Даша. — Давай мне их телефоны, я сама их спрошу!

— Да пожалуйста, — разозлился Красавицкий. — 494-22-27 — Лиды. Женин не помню… У Лиды спросишь. Только тебе они ничего не скажут!

— Записка была, мне папа рассказывал, — кинулась ему на подмогу Маша.

— Он мог сам ее написать… Или попросить кого-то.

«Только тогда он не стал бы ее оставлять, — поняла Даша Чуб. — Конечно, он мог оставить, чтобы сказать: я не такой дурак, чтоб ее оставлять. Но такой двойной блеф канает только в американских боевиках. А с нашими следователями… Ведь если б не эта записка, они б на него даже не вышли!»

А потом:

«Думаешь, Рита до сих пор там стоит…»

«На нее не похоже…»

«Тогда чего не пришла…» —

узнанные ею на Машином институтском фото безгрудая шатенка и блондинка с лицом очаровательно-пустоголового херувима уже предчувствовали в тот вечер в «О-е-ей!», что подвели свою подругу под Кирилловский монастырь.

Чуб неприязненно засопела, нехотя смиряясь с мыслью:

«Да, эгоист, да, конченый мажор и конченый красавец, — но не убийца!»

— Да не слушай ты ее! — огрызнулась Маша, окончательно записывая Дашу в «не подруги».

— Маш… — примирительно начала Даша.

— Отстань ты!

Наверное, Машино «отстань» получилось слишком резким и громким — из дыры в потолке посыпался стремительный душ из крошек.

— Обвал! Бежать надо! — запаниковал Олежа.

— Ну и пшел вон! — зло послал его Мир. Сплюнул и закашлялся, поперхнувшись пылью.

И пока Чуб терла запыленные веки, Маша, подхватив выкатившуюся из кулька бутылку, влюбленно протянула Миру колу. Красавицкий открутил пробку. Переждал поток пузырящейся пены. И жадно припал к горлышку губами…

Чуб оторопело выпучила протертые глаза.

Красавец быстро-быстро захлопал длинными ресницами и, вернув Маше бутыль, начал безжалостно тереть их обоими кулаками.

— Что-то в глаз попало? — забеспокоилась Ковалева.

Красавицкий с трудом разлепил веки и недоуменно уставился на нее.

— Маша, — произнес Мирослав удивленно. — А ты, оказывается, красивая…

— Здравствуй, лошадь, я — Буденный, молодой и возбужденный! — бодро брякнула Чуб и, за неимением лимона, заткнула слишком довольный рот кулаком. — О’кей, — внезапно заторопилась она, — я пошла. Мне еще в клуб надо. А колу, — со значением добавила Даша, — вам оставляю. Слышишь, Маша?

Но Маша ее не поняла. И даже не услышала. Она встревоженно смотрела на сидящего у ее ног Мира, не зная, верить ему или нет.

Вначале Мир объяснил потеплевшие чувства к Маше естественным страхом за свою кровную шкуру: ее обвинение в попытке изнасилования и впрямь могло стать последним аргументом в длинной, как караван, череде косвенных доказательств против их подземного конгломерата. И окончательно послав вон избитого Олежу вместе с повисшим у него на плече травмированным Кокой, он брезгливо подумал, что каждый, кто хочет быть первым, подсознательно выбирает друзей ниже себя, а между низшими и низкими разница зачастую оказывается иллюзорной…

«Кроме того, она мне нужна. Она много знает. И может помочь. Она всегда была умницей, этого у нее не отнимешь».

Более того, нарвавшись на его штатное отребье, одногруппница не впала в трехмесячную истерику, не грозилась пожаловаться папе, проректору и дядям милиционерам, не сбежала, вцепившись в подружку, проклиная себя за то, что вообще сунулась сюда, а, оставшись с ним тет-а-тет, угрюмо потребовала, чтобы Мир отвел ее в Кирилловские пещеры к сатанинскому алтарю.

И тут произошло нечто странное и совершенно нелогичное: категорически не желая делать этого, он согласился — наперекор себе и собственному здравому смыслу, заставившему его, выбравшись из подземного лабиринта, поклясться: не соваться туда больше никогда!