Владимир Дубик - ПодЛох Страница 62

А потом, произошло то, что и объяснить-то трудно. Когда, мы оторвались друг от друга, ей нужно было уже бежать, она что-то прощебетала и повернулась уже к двери, я это увидел. Заканчивая поворот своей прекрасной головы, она расслабилась, и я это увидел. Нет, не так. Почувствовал. Всем своим новым приобретенным существом. Новым нутром и новыми чувствами. Новыми возможностями, нового организма. Почувствовал так ярко и резко, что не осталось и доли сомнения, что это абсолютная и непреложная правда. И то, что это было так неоспоримо, заставило меня внутренне съежиться от боли. Самое страшное, я это уже осознал, ничего не сделаешь, не изменишь.

На ничтожную миллисекунду, в ее глазах я увидел, усталость, вынужденность, легкий налет презрения и еще такую ледяную холодность, что казалось вот он микроскоп и вот он я — презабавная букашка. Букашка симпатичная где-то, хотя какая разница. Букашку нужно изучить, занести в перечень букашек, немного препарировать, для изучения глубинных слоев, и с чувством выполненного долга высушить, и занести в гербарий. Или куда заносят высушенных букашек?

Джалия, что-то почувствовав, остановилась и повернулась смотря вопросительно. В больших пронзительно карих глазах, плескался океан любви. Я с готовностью в него погрузился. Почти полностью.

Когда за ней закрылась дверь, я был убежден, что она ничего не почувствовала. Не прочитала, что я знаю. Я был этому рад. Я начинал учиться.

После этого, наши встречи, каждую неделю повторялись. И я даже ждал этого. Прислушивался к себе. Но как бы я не забывался в ее объятиях, какие бы безумные слова она бы мне не шептала в экстазе переплетенных тел, внутри меня, периодически позвякивал колокольчик моей внутренней безопасности. Ненавязчиво, не тревожно. Просто для того, чтобы я не расслаблялся полностью. И еще болело в области сердца. Я потерял любимого человека, даже не обретя его.

И еще. Все чаще в моем воображении, всплывал образ прекрасной незнакомки из моего сна. В тревожном ночном забытье, она, казалось звала меня, просила о чем-то и умоляла. Смотрела на меня и улыбалась. От ее улыбки замолкал мой колокольчик безопасности и начинали бить куранты. Но не тревоги, а сладостной истомы. И уже утром, просыпаясь, я корил себя, за эти мысли и желания. Вот разрываясь между днем и ночью я ждал чего-то. И это, я имею в виду чего-то, пришло.

33

В городе, были введены повышенные меры безопасности. Ректор даже сначала подумывал ввести комендантский час, но его отговорил Совет. Олег Павлович, тогда споря, даже сгоряча выдал тираду, что если бы славные жители Москвы, знали, какое существо находиться в неприметном здании на набережной по адресу Потешная дом 5, то они бы сами объявили комендантский час. И это, в лучшем случае. А в худшем, давно свалили бы из города, бросив все пожитки. В глубине души, Ректор искренне советовал бы всем жителям именно этот вариант.

Но его не поддержали. Тот же доктор. Мол пусть никто не волнуется. Его подопечный вошел в стадию стабилизации. Плюс биохимические анализы показывают, что кем бы ни стал Иван Синицын, его человеческие моральные устои имеют место быть. И на данном этапе, больной не предоставляет никакой угрозы.

Конечно. Какая угроза. А вырвись он из Дома Забвения. Небось жрать хочет. А тут еды завались. Почти тридцать миллионов искр обычных граждан, плюс несколько тысяч искр повкуснее. Ну и на десерт, главное блюдо. Он сам.

Ректор тяжело вздохнул и поднявшись с кресла выглянул в окно. Незримыми тенями скользили пять обойм личной охраны. Невдалеке застыл Черный Треугольник. В ведомстве Смерти, не хотели лишних эксцессов. Там предпочитали самостоятельно вносить будущих покойников в Поминальный Лист. Конкуренции, никто не любит.

Да еще за дверьми кабинета, четверо Безмолвных, несут постоянную стражу.

У Олега Павловича заныли скулы, от той суммы, что пришлось потратить из бюджета Ректората на этих ребят. Благо, хоть Черный Треугольник, не пришлось оплачивать. Старый знакомый постарался.

По идее, этого должно было хватить, в случае прорыва. Ректор мог с уверенностью сказать, что этого бы хватило на любого Спилера. Родившегося или зрелого. Но хватит ли этого на Выродка?

Выродок, даже в самом звучании слова, есть какая-то зловещая мелодика. Застрявший, между процессом вылупливания и рождением Спилера. Такое бывает. Почему это происходит никто не знает. В истории было несколько примеров рождения Выродков. Все очень плачевные. Хотя нет. Одного Ректор знал и даже видел иногда. Семен Степанович трудился обычным дворником в соседнем от Олега Павловича доме. Они периодически беседовали друг с другом. Иногда дворник давал на удивление дельные советы. Под его невозмутимостью, Ректор чувствовал мрачную глубину силы. Словно океан, покрытый многометровыми торосами и километровыми глыбами льда. Океан навечно закованный и замерзший. И чтобы там, в глубине не происходило, заснувшая навеки мощь, не прорвется наружу.

Из за чего Семен Степанович, так и не стал Спилером, есть тайна за семью, а может и более, печатями. Многие версии выдвигались. Много лет пытались разбудить его. Но все тщетно. Ректорат так и не получил нового Спилера.

С остальными Выродками было хуже. Намного. Двоих, усилиями Ректората и Канцелярией Объединенной Европы, благополучно отправили в бозу. Правда народу полегло — тьма.

Еще трое, в розыске. И плюс один, который пока находиться под присмотром и судя по всему, и в ус не дует.

А в ус, дуть, извините, придется.

Посмотришь на него и умилишься. Такой забавный. А натворил дел, как заправский уголовник. Десять душ служивых, пусть земля им будет пухом, Хант и в придачу еще дракон. И еще один, который смог таки выбраться из призрачных слоев и удалиться восвояси. И это тоже вопрос. Откуда и почему дракон сидел в клоаке и что он там делал. Как долго и какова цель. Вопросы, вопросы!

Олег Павлович матюгнулся. Как ни крути, везде швах. Когда он обратился за помощью ко всем кого в тот момент нашел, даже к этому лиловому кокону Вульфу, в тот момент он думал только о безопасности своего Домена. А то, что Домен в опасности, даже не так, а в чудовищной опасности, он понял сразу, как только прибыл на плешь.

Ему хватило мгновения, чтобы оценить сложившуюся ситуацию. И еще мгновение, для того, чтобы понять, что Ректорат со всей его мощью не сможет в этой ситуации справиться.

Глядя как стремительно расклеивается пространство от ужасающих разнонаправленных сил, которые бушевали на плеши, и как в центре из-за спины Ивана, начинает просачиваться не Хаос, нет, а Великий, вечно голодный, враждебный всему живому Пустота, Ректор призвал на помощь всех кто находился в этот момент поблизости.