Кейт Форсит - Пруд двух лун Страница 62

С поляны донесся смех и дробь барабанов хобгоблинов. Клюриконы начали играть на дудочках, напомнив Изолт о праздновании Бельтайна, когда они с Лахланом танцевали и любили друг друга в первый раз. Она потягивала вино, чувствуя, как внутри нее растекается тепло, и удивлялась собственной безмятежности. Она никогда не собиралась выходить замуж, и вот сейчас лишь считанные минуты отделяли ее от свадьбы.

Мегэн затянула слова свадебного обряда, и Изолт с Лахланом, взявшись за руки, встали у костра. Они принесли свои обеты в тот самый миг, когда солнце заходило за горизонт, и поляну залило золотым светом. Над Холмом Селестин висели две луны, круглые, точно монеты.

Изолт и Лахлан трижды обежали вокруг костра, поднося правую руку к пламени, потом развернулись и сделали еще три круга, в обратную сторону. Лахлан развернул Изолт, и она, схватившись за свой венок, еще три раза обежала вместе с ним вокруг костра. Хобгоблины забарабанили в бешеном ритме, клюриконы задули в свои деревянные флейты, а Зажигающая Пламя неожиданно издала долгий торжествующий вопль. Все засмеялись, а Лахлан притянул Изолт к себе, поцеловал ее в губы и приготовился прыгать через костер. Сначала он заколебался, но Изолт прошептала ему на ухо:

— Если ты воспользуешься своими крыльями, все будет в порядке, глупый!

Он метнул на нее сердитый взгляд и побежал вперед так быстро, что она чуть не упала. Когда они прыгали через костер, он расправил оба крыла и впервые за все время с силой взмахнул ими. Они с Изолт взлетели над пламенем, которое зашипело и затрещало, и на этот раз Изолт остановилась в замешательстве.

— Ты летел! — закричала она. — Лахлан, ты почувствовал это? Ты по-настоящему летел!

Он крепко схватил Изолт за руку, так что она ахнула, и сгреб ее в объятия, целуя, к огромному удовольствию нисс, которые порхали у них над головами, точно стрекозы.

— Вы поклялись быть верными друг другу, заботиться друг о друге и уважать друг друга, живя и любя с бесстрашием, добротой и верой, — сказала Мегэн. — Вы набрались сил от плодов земли, вы дышали воздухом, пили воду и бросали вызов пламени. Пусть же теперь ваша кровь смешается и прольется, скрепляя ваш обет.

Лахлан, посерьезнев, лезвием своего сан-до сделал небольшой разрез на своем пальце и на пальце Изолт, и они прижали свои ранки друг к другу над костром так, что капля крови упала в огонь.

Мегэн сказала:

— Как смешивается ваша кровь, так соединяются ваши жизни и судьбы. Да будет ваш путь свободным от камней и шипов!

Огромная площадь в Дан-Горме была залита светом бесчисленных фонарей и забита людьми. Все пришли посмотреть на Летнюю Ярмарку, фестиваль циркачей. Проводящие большую часть года в дороге, циркачи, менестрели и трубадуры собрались со всех концов Эйлианана и Дальних Островов, чтобы обменяться умениями и побороться друг с другом. Множество старых друзей вновь соединялись на короткое время Летней Ярмарки, а город был всегда полон путешественников, пришедших и приехавших сюда, чтобы смотреть, слушать и удивляться.

Фургоны Энит Серебряное Горло и Моррелла Огнеглотателя заняли одно из лучших мест на площади, а циркачи воспользовались возможностью и продемонстрировали перед собравшейся толпой несколько своих самых изумительных сценок. Дайд жонглировал мечами с такой скоростью, что дух захватывало; Моррелл глотал пылающие факелы и изрыгал пламя, точно дракон; Нина кувыркалась, вертелась колесом и прыгала через горящий обруч, а Энит пела душещипательные любовные песни, от которых очень у многих на глаза навернулись слезы. Теперь она сидела на ступеньках своего фургона и степенно обменивалась приветствиями с проходящими мимо циркачами. Никто не заметил, как идущий мимо купец украдкой сунул ей прямо в руки объемистый пакет. Все глаза были прикованы к огромному языку пламени, который выдыхал Моррелл.

Дайд поймал свои сверкающие мечи и раскланялся, а потом под бурю аплодисментов и свистков выбежал из круга, где шло представление, и юркнул обратно в свой фургон.

— Переулок Медников, на закате, — вполголоса произнесла его бабка, когда он поднимался мимо нее по ступеням фургона. Он ничем не показал, что слышал ее.

Через двадцать минут Дайд вышел из фургона в абрикосовые сумерки летнего вечера. Свой небесно-голубой с малиновым костюм он сменил на пару коричневых штанов и стал похож скорее на писаря или приказчика, чем на циркача.

— Пойду гляну, не приехала ли телега Айвена Желтобородого, — крикнул он бабушке, которая еле заметно кивнула, продолжая помешивать кипящее над огнем рагу. Он нырнул в толпу, пробираясь сквозь неразбериху фургонов. Время от времени он останавливался поболтать с кем-нибудь из знакомых циркачей, окидывая окружающих его людей острым взглядом и мысленно прощупывая их. Удостоверившись, что никто не идет за ним и не обращает на него никакого внимания, он выбрался с площади и пошел по городским улицам.

К тому времени, когда солнце начало клониться за горизонт, он был в квартале кузнецов, шагая по ступеням, ведущим к Переулку Медников. Дети и собаки наслаждались теплым вечером, играя на улицах, а несколько женщин высовывались из окон, собирая белье, развешанное на веревках, словно карнавальные флаги. У Дайда сильно колотилось сердце, но он не чувствовал тревожного холодка, который означал бы близкую опасность. Он остановился на углу и как бы ненароком оглянулся, потом зашагал по темному маленькому переулку.

Большинство кузниц было закрыто из-за позднего времени, но в дальнем конце переулка одна высокая дверь была открыта. Дайд подошел к ней, поколебался, точно пытаясь принять какое-то решение, потом открыл ее и шагнул внутрь.

Оказавшись во мраке кузницы, он тотчас же сбросил с себя маску случайного прохожего. Он взглянул в глазок, хитрым образом спрятанный в стене, а старик, сидящий на скамье и занятый починкой пряжки, закрыл двери и окна. Удостоверившись, что все в порядке, они немного расслабились, и старик сделал Дайду знак проходить в комнаты.

Они поднялись по лестнице на чердак, и старик вытащил секретную панель, за которой в потолке обнаружилась узкая полость. Сверху была солома, снизу — штукатурка и балки, и в полости, казалось, еле-еле мог бы спрятаться один человек. Дайду предстояло пробраться по центральной балке, которая проходила по всему ряду домов в этом квартале. Один неверный шаг — и его нога, проломив потолок, угодила бы к кому-нибудь на чердак.

Он поблагодарил старика, одним гибким движением забрался в дыру на потолке и пополз. Медленно и с огромными усилиями продвигаясь вперед, он изо всех сил старался не чихнуть, потому что в нос ему постоянно лезла солома. Когда наконец он добрался до места своего назначения, колени у него дрожали. Он осторожно открыл панель и выбрался на чердак.