Наталья Болдырева - Ключ Страница 62

Я пожал плечами, вспомнив старых профессоров кафедры, присел на ступеньку камина. Да, я любил свое дело, но не мог бы сказать, кому обязан был этой любовью. На ум вдруг пришла блестящая залысинами, загорелая до черноты, обрамленная светлым нимбом редких выгоревших на солнце волос, макушка староватого уже для своей должности доцента, руководителя моей первой студенческой практики. Он любил карту, густо утыканную красными гвоздиками особо опасных участков, и леденящие душу истории о сорвавшихся в пропасть студентах. Гречку, консервированную с тушеным мясом, он тоже уважал. Я покосился на гнома.

Калкулюс ел, больше не прерываясь на разговоры. Я прикрыл глаза, сосредоточившись на вкусе и запахе. Каша была более чем съедобна. Эта каша могла бы посоперничать со стряпней Рола.

- Жалко Вадимира.

Голос согнал секундный сон. Согревшись и придремав, я не заметил, как дочиста отскреб миску. Наученный походной жизнью, зачерпнул краем остывшей золы из камина, вынул из-за пояса промасленную тряпочку. Сперва принялся чистить ложку. Гном смотрел с любопытством и одобрением.

- Почему? - Я закончил с ложкой, принялся за миску.

- Он рассчитывает на тебя. Ты и не представляешь, насколько удобно и своевременно твое появление. Даже черные рясы, идущие за тобой по пятам, пока играют нам на руку. - Гном голой рукой подтолкнул перегоревшее полено в огонь. - Бог знает, в чем будет обвинять тебя страт, когда Вадимир при всем народе отправит его на лобное место... - Меня передернуло. - Я думал подучить тебя. Рассказать о городе, о старике Августе, да вижу без толку. Ты не задержишься здесь... Об одном прошу: дождись переворота.

- Зачем?

Я был рад, что хоть кто-то не хочет меня задерживать. Одновременно это внушало смутное беспокойство.

- Вадимир помешан на наследнике, он ведь действительно долго искал - сначала короля Августа, потом хоть слух о нем. Он убежден, будто народу нужен законный правитель. Переворот развеет хоть часть его заблуждений. Ты станешь камушком, вызвавшим лавину. Тебе не составит труда затеряться.

- Ты так уверен в том, что я не останусь. - Я чувствовал себя удивительно свободно с этим маленьким человечком, неуловимо, контрастно напоминавшим Рола. - Почему?

- Помилуй! - Он грустно улыбался. - Даже я вижу твой путь. Неужели ты не видишь его?

Из подземелья я вышел с твердым намерением взять, наконец, ситуацию в свои руки.

Глава 14.

Найти ребенка не составило труда. Добыть деньги из схрона - вот что отняло время. Лишь к утру следующего дня, основательно откиснув в худо просмоленной бадье на заднем дворе цеховой гостиницы для заезжих ремесленников, Топь принялась за поиски. Пока прислуга подливала горячей воды в протекшую почти до дна бочку, она, нежась под обжигающими струями, пила грушевый взвар из запотевшего глиняного кувшина и пристально изучала трущобы. Топь усомнилась было в своих силах - Трущобы оставались пусты для нее. Воришка, так ловко пырнувший ножом Сета, скрылся бесследно, как и мальчишка, утащивший посох. Лишь переключив внимание на базар, она нашла его.

Ей не почудилось ночью. Ребенок и впрямь был похож на зверька. В его маленькой головке едва умещалась сотня-другая слов, повадки были дики, а нрав - независим. У мальчишки не было имени. У него вообще ничего не было, кроме ручной крысы, и кучи хлама в десятке отнорков городской канализации. Даже на редкую жалость торговок, благосклонных обычно к малолетним побирушкам, ему рассчитывать не приходилось - слишком легко он мог укусить кормящую руку, и все, кто знал его, чувствовали это. Но в городе не было места, куда он не мог бы просочиться. Топь увидела в ребенке недюжинные способности. Ослабленная, она поразилась, с какой легкостью откликнулся тот на охватившее её отчаяние, как верно понял, чем можно было помочь. Топь не собиралась разбазаривать такой ценный материал. Крысёныш, из-под стрехи крыши стерегущий чуткую дрему лоточника, услышал зов.

Синие глаза задержались на крынках с топленым молоком, но зов был настойчив. Человеческий детеныш оскалил крупные белые зубы, крыса на плече дернулась, убежала в солому крыши - подальше от гнева хозяина. По-паучьи, цепляясь пальцами рук и ног, мальчишка бесшумно и скоро влез на скат. Прощальный взгляд через плечо - на запруженную народом базарную улочку, и он помчался, белкой перескакивая с кровли на кровлю, карабкаясь по недостроенной стене ремесленных кварталов, тенью пробегая в подворотнях.

Пока первый маленький помощник спешил к ней, Топь успела хорошенько вымыться. Вытершись насухо, в одной рубахе и сапогах - из щелей неконопаченой бочки на добрую половину двора натекла изрядная лужа - Топь поднялась в свою комнатку, на верхний этаж. Лестница круто взбегала с балкона одного этажа на балкон другого. Перила были увешаны стираным бельем. Хозяева следили за добром в распахнутые двери, и, поднимаясь, Топь слегка познакомилась с каждым: город и впрямь был осажден ремесленным людом - лишь малая часть их оказалась крупным ворьем или мелкими мошенниками. Топь запомнила вышибалу - бывший матрос, он раскачивался в гамаке, натянутом из угла в угол вместо громоздкой кровати из не струганных досок. Дверь он открыл скорей для того, чтобы чувствовать хоть какой-то ветерок в тесной коморке, и крепко спал, вовсе не приглядывая за цветным строем засаленных шейных платков. Ему снилось море. Пока Сет шел по шаткому кольцу балкона, Топь задержалась на поверхности сна, впитывая яркие краски и запах волн. Возникло мимолетное желание прогуляться к порту, взглянуть своими глазами. Топь одернула себя.

Этажом выше нашелся нищий, занимавший в уличной иерархии не последнюю ступень. Его комната удачно располагалась прямо под той, что снимал Сет. Когда Топь открыла оба замка - навесной и потайной, мальчишка уже возился на крыше. Оставив дверь нараспашку, Топь прихватила с перил высохшие холщовые штаны, стянула сапоги, и села на кровать - одеться. Мальчишка осмелел. Справедливо полагая, что человек, чьи ноги заняты парой штанин, вряд ли сумеет быстро вскочить, он мелькнул в дверном проеме лохматой макушкой и вновь скрылся за притолокой. Сет поднялся, затягивая пояс, снова присел, принялся чистить сапоги.

Часа через пол зверек осмелел настолько, что по-птичьи уселся на перила балкона, готовый прыгать вверх - на крышу, или вниз - во двор. Топь осторожно, почти нежно касалась его разума и не находила ничего кроме любопытства, да еще, пожалуй, узнавания. Интерес был слишком неустойчив. Топь видела, стоит ребенку отвлечься на миг, он тут же забудет о ней - до следующей встречи, конечно. Память-то у мальчишки была цепкой и острой, но хранила тысячу совершенно ненужных мелочей. Не рискуя заглянуть глубоко - грубое вторжение могло напугать - Топь все же сумела узнать бездну всего о Трущобах, базаре, казармах. Яркий, неупорядоченный калейдоскоп воспоминаний едва поддавался контролю, и когда мелькнуло вдруг знакомое лицо - дернулась в руках сапожная щетка - Топь не успела ухватить поток мыслей, поняла лишь, что всего пару дней назад мальчишка видел Никиту в общей камере дозорного участка богатого пригорода.