Кристофер Сташефф - Чародей поневоле Страница 63

Род вздохнул, выпрямился и решил, что роль свою ему лучше играть до конца. На самом деле трепку он заработал, поскольку сбился с текста. Массовики-затейники в Средние века служили средством для снятия стресса, но не только за счет того, что увеселяли публику, а и за счет того, что на них можно было выместить скопившуюся злобу.

— Ладно,— примирительно буркнул он.— Считай, ты меня проучил. Пошли.

На этот раз кулак угодил ему в нижнюю челюсть. Удар был силен. Род закачался и едва устоял на ногах, а солдат злорадно проговорил:

— Видать, плохо я тебя проучил. Есть еще такое правило: тех, кто повыше тебя будет, надо звать «господин», понял?

Род преобразил переполнявшую его злость в холодный, спокойный, размеренный гнев и, шагнув к солдату, нанес тому три ловких резаных удара в солнечное сплетение.

— Я знаю одно хорошее правило для солдат,— сообщил он рухнувшему к его ногам пехотинцу.— Сначала разберись, кто повыше тебя. А теперь веди меня к своему господину.

Господином, как выяснилось, был Логир. Рода провели в просторную, но не слишком большую комнату с высокими потолками, увешанную гобеленами.

В одной из стен было прорезано три высоких узких окна. В них пробивался рассветный свет солнца, сверкавший множеством крошечных радуг: прямо за окнами низвергался водопад. Комната была наполнена приглушенным ревом его могучих струй. Приглядевшись получше, Род понял, что на окнах — двойные рамы, да и глубина оконного проема была немаленькая — три фута. Кто-то здесь вспомнил о древних строительных приемах.

На стенах — гобелены, под ногами — толстый ковер. Середину комнаты занимал большой овальный стол. Во главе его восседал Логир, справа от него — старший сын, а слева — Дюрер. Остальные восьмеро гостей показались Роду знакомыми личностями. Род присмотрелся и чуть не ахнул: герцог Медичи, князь Романов, герцог Бурбон и принц Габсбург в сопровождении своих советников.

После Логира — четверо самых могущественных из великих лордов. А если собрались эти пятеро, не резонно ли предположить, что и остальные семеро где-то неподалеку?

Стол был накрыт к завтраку, но гости ели как-то рассеянно. Ну, взять хотя бы Ансельма, сынка Логира,— этот поглощал пишу с равнодушием машины, не отрывая глаз от тарелки. На лице его застыла гримаса холодной ярости.

Его отец сидел с опущенной головой, тяжело положив руки на стол.

Род решил, что, скорее всего, только что тут произошла какая-то ссора между сыном и отцом и победителем из нее вышел старик, но победы добился только тем, что велел сыну помалкивать.

А Рода позвали, дабы он развеял мрачное настроение. О, какие немыслимые надежды иные возлагают на людей искусства!

Физиономия Дюрера светилась тайным, мстительным злорадством, лица других советников выражали злорадство не менее, а иногда и более мстительное. Что бы тут ни стряслось, произошло именно то, чего желал Дюрер. На самом деле, скорее всего, он и спровоцировал ссору. Этот тип был искусным катализатором — так решил Род — и никогда не вмешивался в вызываемые им реакции.

Логир с тайной укоризной глянул на своего старшего сына. Однако Ансельм не желал смотреть на него. Лицо Логира стало каменным.

Обернувшись, старик заметил Рода.

— Менестрель! — рявкнул он.— Что ты там встал как чурбан? Увеселяй нас!

Дюрер повернул голову и в упор уставился на Рода. Физиономия его исказилась гримасой ужаса, затем во взгляде полыхнула убийственная, закоренелая ненависть.

Род весело улыбнулся, кивнул и приветственно коснулся лба кончиками пальцев, попутно гадая, какая же песня могла бы развеять сгустившееся напряжение. У него было очень сильное подозрение, что здесь принято изрядно поколачивать менестреля, не справившегося с этим ответственным поручением.

Он заиграл «Мэтти Гроувса», решив, что единственный шанс отвлечь присутствующих от мрачных дум — это исполнить им нечто еще более мрачное.

Вступление он сыграл подлиннее, дабы иметь возможность внимательнее приглядеться к четверым лордам. Их настроение колебалось от глубокой задумчивости до откровенного (но маскируемого) презрения, питаемого, по всей вероятности, к старику Логиру. Похоже, верных сторонников у герцога тут не было. Чаша весов отчетливо клонилась в сторону его сыночка.

— Менестрель! — Это Ансельм окликнул Рода. Физиономия у молодого человека была такая кислая, что пролей на нее молоко — оно бы свернулось.— Знаешь ли ты песню о кавалере, которого одурачила дама, а тот настолько глуп, что все еще любит ее?

— Полно! — бросил Логир, но, не дав Ансельму ответить отцу, Род поспешно заверил его:

— Таких песен превеликое множество, милорд,— о том, как мужчина продолжает хранить любовь к той женщине, что отвергла его. И во всех этих песнях дама возвращается к тому, кто воздыхает о ней.

— Возвращается! — фыркнул Ансельм.— Ну да, она его милостиво принимает, чтобы потом с позором повесить на воротах своего замка!

Старый герцог поднялся и вскричал:

— Хватит! Я по горло сыт твоими клеветническими речами!

— Клеветнические речи?! — Ансельм вскочил так резко, что его стул с грохотом упал на пол,— А то, что она наплевала на гордое имя Логиров, это тоже клевета? Наплевала уже не единожды, а дважды, и готова поступать так вновь и вновь! О нет! — Он ударил кулаком по столу, готовый испепелить лордов взглядом,— Эта злобная гордячка научится тому, что ей не дано посягать на честь пэров королевства! Мы должны сбросить ее с монаршего престола и растоптать!

Логир побагровел, вены на его шее вздулись, но не успел он возразить, как Род негромко проговорил:

— Нет, милорд, не стоит так спешить. Не унизить бы надо, но призвать к послушанию.

Род попал в перекрестие взглядов отца и сына, подобных лучам лазера. К его изумлению, Логир вскричал:

— О да! — И в восклицании его прозвучали великая радость и облегчение.— Он не имел права говорить, но изрек истину! Наша юная королева упряма, но так же упряма молодая кобылица, пока ее не обуздают. Она должна познать, что ее власть не абсолютна, что и на ее власть есть управа, но она — наш законный сюзерен, и свергать ее ни у кого нет права!

Ансельм издал нечленораздельный клекот и жутко покраснел. Он закашлялся и не сразу вновь обрел дар речи.

— Нет же! Нет, говорю я! Женщина — сюзерен? Это насмешка. Издевательство над нами! Наглая, дерзкая сучка…

— Молчать! — прогремел Логир, и даже четверо лордов боязливо вжали головы в плечи — такая властность прозвучала в его голосе.

Ансельм сдрейфил не на шутку. Он в страхе взирал на седобородого великана, а тот словно бы вырос прямо на глазах.