Юрий Никитин - Княжий пир Страница 64

Он умолк, прислушиваясь. В далекую дверь робко поскреблось. Князь церкви нервозно позвонил в колокольчик. Тотчас же в дверь просунулась голова молодого помощника.

Игнатий с интересом наблюдал, как тот подбежал на цыпочках, нашептал повелителю на ухо, исчез так неслышно, словно был не человеком, а нечистым демоном. Князь церкви повернулся такой довольный, словно православная церковь подмяла католическую.

– Прекрасно!

– Хорошие новости? – откликнулся Игнатий.

– Прекрасные! Главный богатырь Славянского квартала, Збыслав Тигрович, что-то выглядит бледным, едва таскает ноги. Двигается медленно, взгляд отрешенный… Уже перестал патрулировать улицы. По ночам, как стемнеет, остается у себя дома, но свет не зажигает…

Игнатий пристально смотрел на владыку:

– Нам повезло?

– Даже везение надо ковать своими руками, – бросил владыка с усмешкой. – Теперь можно приступать и к царьградскому турниру. Никто и ничто не встанет на пути наших воинов к лавровому венку!.. Да не опускай смиренно глазки. Я понимаю, что львиную долю работы проделал ты. Не спрашиваю как, но я велел, ты – выполнил!

ГЛАВА 5

Арену гигантского цирка выравнивали, засыпали песком. С принятием веры Христа от гладиаторских боев пришлось отказаться, но народ так сразу звериный нрав не потеряет, надо оставить выход для звериности, иначе город разнесут, если не изольются в крике с трибун арены-стадиона.

Вот уже полсотни лет здесь устраивали гонки колесниц, где крови и покалеченных бывало не меньше, чем во время боев гладиаторов. Но тогда все было открыто, ясно, как и сами войны, что велись ради добычи, рабов, чужих земель, а теперь войны ведутся ради торжества истинной веры над неистинными, а добычу, пленных и земли захватывают попутно, заодно… Кровь и смерть под колесами разбитых колесниц тоже были не обязательными, ведь целью было не убийство противника, на него шли, дабы успеть к финишу первым…

Владыка мрачно усмехнулся. Если бы хоть одна скачка прошла без перевернутых и разбитых колесниц, без поломанных рук и раздавленных возничих, то на следующую уже пришла бы едва половина зрителей! Но на этот раз для простого народа… а когда касается крови и зрелищ, то и вельможи – проще простого, хлеба им да зрелищ! Вот и сегодня подготовлено такое, что заставит содрогаться в экстазе и самых холодных.

Огромная чаша амфитеатра медленно заполнялась народом. Первым пришел, по обыкновению, охлос. Толкались и старались захватить места получше. Вельможи явились к началу турнира, их места неприкосновенные, а ­охрана вышвырнет любого, кто сядет близ, оскверняя запахом простого люда.

Самые роскошные ложи долго оставались пустыми. Даже в самые большие праздники там не бывало тесноты, многие высшие чины на стадион не ходили, но ложи за ними числились.

Игнатий явился в хвосте владыки, робко сел за спиной. Видели, как в соседнюю ложу с видом завсегдатая ввалился грузный Василий, архимандрит, умелый хозяйственник и, как Игнатий догадывался, причастный и к тайной деятельности церкви.

Поклонившись, он поинтересовался с ходу:

– Где же ваш прославленный богатырь?

– Который? – отозвался благодушно князь церкви. – Они все как медведи… Сказано, дикари.

Василий ухмыльнулся:

– Да, им далеко до нашей изнеженности, что рождает великие мысли. Так говорят наши философы, и я с удовольствием им верю: не надо стараться, трудиться… Я наслышан о некоем Збыславе…

Владыка покосился на смиренного Игнатия, ответил с двусмысленной улыбкой:

– А, который охраняет квартал? Как победитель прошлого турнира, он выйдет в конце. Сразится с нынешним победителем. Такое правило, чтобы сильнейшие мерились силами в конце.

Василий кивнул, это естественное правило соблюдалось и в состязаниях магов. Да и зрителей надо подготовить, разогреть. Иначе после битвы гигантов остальное покажется пресным.

На арену выезжали по одному и группами, дрались копьями и деревянными мечами, на скамьях орали, свистели, ибо то один, то другой боец падал с залитым кровью лицом, а двоих вынесли с переломанными спинами.

Василий поглядывал краем глаза на властелина церкви, по крайней мере ее православной ветви, видел спокойную благодушную улыбку. Это варвары насыщаются торопливо, а знаток застолий наслаждается не спеша, сперва пробуя салаты, рыбу, птицу, лишь потом ему подают основное блюдо.

Наконец остался один. Даже Василий, повидавший в скитаниях всякого, с содроганием смотрел на эту скалу в железе. Чудовище, а не человек. Но взявший в руки оружие и есть чудовище. Мудрецы дерутся не мечами…

Пока арену выравнивали, засыпали золотистым песком кровь, победитель объехал вокруг арены, собирая овации, вскидывал огромные руки, что-то орал на диком гортанном наречии, затем его увели на короткий отдых перед последней схваткой.

На трибунах прыгали, орали, восторженно швыряли в воздух шапки.

Василий повернулся к владыке:

– Силен… Кто это?

Тот, в свою очередь, кивнул на молодого священника. Игнатий поклонился Василию почти так же низко, как и князю церкви, тот сделал вид, что не заметил.

– Тоже варвар. Откуда-то с гор. Зовут его Сигкурл, а прозвище у него – Кровавые Клыки…

– Ого! Это почему же?

– Варварский обычай, – объяснил Игнатий. – Победитель вырывает печень побежденного и пожирает у того на глазах. Точнее, воинский обычай.

Василий сказал сожалеюще:

– Даже жаль, что святая церковь запрещает такие вещи. В некоторых случаях надо бы делать исключения.

После перерыва, когда по рядам спешно носили слабое вино и холодную воду, на арену вышли ярко одетые слуги, протрубили в фанфары.

С северного входа выехал всадник на красивом белом коне. Зрители закричали снова, в воздух взлетели шапки, платки. Василий морщился: хоть и красавчик, но чужак. Империя чересчур велика и могуча, в ней уже потеряно чувство патриотизма, так присущее крохотным племенам и народам.

Русский богатырь, если смотреть отсюда, не выглядел изможденным, но в отличие от ревущего и размахивающего огромным топором победителя турнира сидел недвижимо, словно берег силы или страшился от неосторожного движения свалиться с коня. У этих варваров странные понятия чести. Мог бы остаться, но предпочитает умереть в бою, такие по их дикой вере попадают на небеса к их верховному богу, где бесконечно пируют и дерутся между собой…

На миг проснулось сочувствие. Мог бы остаться дома и сохранить жизнь. Просто жить, как будто не жизнь – самое ценное! Но умрет красиво и нелепо в угоду диким понятиям верности и чести…

А на арене Сигкурл пустил коня вокруг арены, ему кричали и бросали цветы. Когда конь пронесся вблизи Збыслава, Сигкурл проревел: