Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга цены Страница 64

Не сейчас, дождь закончится, а мне надо выжить. Думай, Коннован, думай… если расшатать саблю?

Влево и вправо. Больно… как же мне больно. Влево, чуть больше нажим, рука снова соскальзывает, пальцами по лезвию, капли прозрачной крови… не чувствую раны, точнее она теряется среди другой боли, которой объято все тело.

Ничего, я справлюсь, я обязательно справлюсь, я ведь хочу жить.

Время идет, вода поднимается, скоро совсем затопит, а я так и не сумела выдернуть эту чертову саблю. И наверное не успею. Холодно, адски холодно, холод разъедает ожоги, и боль становится совершенно невыносимой. Теряю сознание.

— Не спи, — говорит кто-то, — замерзнешь.

Голос незнакомый, детский. Откуда здесь дети? Здесь только ядовитое солнце и холод. Ребенок смеется и…

Снова холод. Вода поднялась до подбородка, чтобы дышать приходится задирать голову вверх. Задираю. Дышу. Руки совсем занемели, и я не понимаю даже, получается ли расшатывать саблю или мне только кажется, что лезвие движется. Плачу. От отчаяния, безнадежности и нежелания умирать. Умирать страшно.

И больно.

У воздуха привкус крови. Ну же, еще немного…

Помогите… Рубеус! Пожалуйста, ты же…

Мысли путаются. Он обещал, что не будет больно, почему тогда… не отзывается… слышит, я знаю, что слышит… молчит…

— Не спи… — теребит голос. — Нельзя.

Нельзя спать. Сон — это смерть.

Все-таки у меня получается. Лезвие резко идет вниз, потом в сторону и, разрывая тело — уже не больно, уже как-то все равно — падает. А я не знаю, что делать дальше… перевернуться на живот… ползти… руками в землю — когти скользят по грязи, цепляться здесь не за что, а встать никак, ног вообще не чувствую. И с глазами что-то не то… болото в глазах, серое дрожащее болото. Это неправильно.

Нащупать, вцепиться — если в траву, то можно, главное, захватить пучок побольше — и вперед. На вдох — отдохнуть, на выдох — руки вперед и новый пучок.

— Раз, два, три, четыре, пять… вышел зайчик погулять… — этот голос идет за мной, подстегивает, подгоняет, не дает провалиться в беспамятство. Я ненавижу голос, как ненавижу холод, боль и собственную беспомощность.

— Вдруг охотник выбегает… прямо в зайчика стреляет…

Дышать становится немного легче, это значит, что скоро дождь прекратиться и… дождь никогда не прекращается днем, только ночью. Но дождя вообще не должно было быть, желтая звезда… я не видела ее…

Отдельные холодные капли скатываются по коже.

— Пиф-паф, ой-ёй-ёй… умирает зайчик мой. — Ребенок наклоняется близко-близко, я ощущаю чужой запах, чужое дыхание, чужое присутствие… Я не хочу умирать, но пучок мокрой травы выскальзывает…

Скоро рассвет. Снова рассвет… Пожалуйста, кто-нибудь… Я не хочу умирать.

Глава 5

Фома

По ту сторону Каменных холмов шел дождь, причем такой, которого Фоме прежде видеть не доводилось. Тонкие нити воды тянулись с мутного низкого неба к земле, создавая в воздухе сплошную серую пелену, причем пелену, наполненную звуками. Она вздыхала, совсем как человека, хлюпала, потрескивала, стонала, звала… Тяжело. И одежда, соприкоснувшись с водяными нитями, моментально намокла, набухла, приобрела характерный запах плесени.

Караван двигался вперед медленно, повозки то и дело застревали в размокшей, размякшей земле. Приходилось толкать, ноги скользили по длинным хвостам полусгнившей травы, руки от соприкосновения с металлическим бортом сводила судорогой от холода, а любое физическое усилие вызывало приступы тошноты. Но Фома все равно был рад, он чувствовал себя полезным.

— И часто тут такое? — Разговаривали в дожде шепотом, точно боялись потревожить эту почти живую пелену воды.

— Не знаю, на моей памяти ни разу не было.

Дышать приходилось носом, стоило открыть рот, и Фома начинал захлебываться. Впереди дважды мигнул желтый глаз фонаря, что означало остановку. А чуть позже из серой пелены дождя вынырнул Рук и недовольно буркнул:

— Фома, тебя Януш зовет, и побыстрее давай.

Януш, как и все в караване, был мокрым, но при этом улыбался, радостно, почти счастливо, будто всю жизнь мечтал попасть в эту непроглядную серую пелену дождя.

— Привет.

— Добрый день, — Фома не был уверен, что сейчас именно день: пространство вокруг оставалось в равной мере серым и мокрым вне зависимости от времени суток.

— Садись, поговорить с тобой хотел.

— О чем? — мокрый коврик, мокрое железо, мокрый хлеб в мокром кармане. Даже укрытый под полупрозрачным колпаком огонь умудряется выглядеть мокрым, хотя подобное невозможно по определению.

— Просто говорить. Ты забавный человек, Фома, интересный, столько всего видел, столько всего испытал, почти сошел с ума, но сумел вернуться. Ты пришел не из этого времени, но окружающий мир воспринимаешь, как данность. Ты общался и с вампирами, и с танграми, пересек Проклятые земли…

Голос Януша убаюкивал, а в серо-голубых глазах появилось знакомое уже выражение участия, смешанного с любопытством.

— Расскажи.

— О чем? — Фома и не пытается сопротивляться, ему почти так же хорошо, как в бело-лиловом облаке… облака — обман, а Януш настоящий.

— Почему здесь останавливаются часы? Почему, если верить компасу, то каждый день север перемещается в другое место? Почему нет разницы между днем и ночью? И почему я слышу чей-то зов, но не могу понять, кто и зачем зовет?

— Не знаю.

— Подумай, Фома, это очень важно, — голос вкрадчивый, но серые глаза смотрят строго, требовательно. Они ждут ответа, и отказа не примут. А Фома и вправду не знает.

— Хочешь пойти со мной?

— Куда?

— Вперед. На разведку. Мы ведь не можем привести караван в засаду, правда, Фома?

— Правда.

— Вот и хорошо. Тогда пошли.

— Сейчас?

— А когда? — Удивляется Януш. — Конечно сейчас, вон, и небо, кажется, светлеет. Как ты думаешь, этот дождь закончится когда-нибудь?

И Фома снова не знает, что ответить. Наверное, закончится: водяные нити, связывающие небо и землю, стали совсем тонкими, хотя, может, это всего лишь галлюцинация. У него ведь случаются галлюцинации, просто Януш не знает, иначе не взял бы с собой. Идти мокро и скользко, трава размокла, растянулась по земле, образуя скользкую, буроватую кашу. Несколько десятков шагов, и караван остался позади, а Януш идет себе и идет, уверенно, точно видит перед собой совершенно конкретную цель. Фома же видит лишь черную куртку с тремя желтыми полосками на погонах и старается не отставать, он не уверен, что сумеет найти обратную дорогу.