Ирина Ванка - Сказки о сотворении мира Страница 64

— Я думал, ты его любишь, — вздохнул Даниель.

— Люблю, но жить с ним больше не могу. Настал мой предел.

— И что теперь?

— Ничего.

— Так что ты хочешь от него, я не понял?

— Ничего! — повторила Мира. — Хочу провалиться во времени от него подальше, чтобы не возникало соблазна восстановить отношения.

— Поэтому бродишь здесь по горам?

— Ты же не знаешь, что в этих горах происходит. И слушать не хочешь, и не поверишь, если я расскажу.

— Как поверить, если ты постоянно врешь? Вы оба всю жизнь мне врете, и ты, и он. И себе врете. Что вы делаете друг с дружкой? Мирей, этой «деточке» скоро шестьдесят. Сколько времени у нас осталось? Вы тратите его на войну. Зачем? Разве нам было плохо?

— Нам? — удивилась Мира. — «Нам», это кому? Ему и с нами плохо, и без нас плохо. Тебе и с нами хорошо и без нас…

— А тебе?

— А кто я такая? В моей жизни всего навалом, не хватает главного. Меня самой. Понимаешь? Меня не было, нет, и не будет.

— И кто ж тебе виноват? — спросил Даниель.

— Почему кто-то должен быть виноватым?

— Мирей, он не просто спивается, он еще и с ума сходит. Не спал всю ночь, пытался понять, почему ты ушла. Под утро выражался метафорами.

— Неужто старый дурак что-то понял?

— Он сказал так: «Мы с Мирей не можем быть вместе по двум причинам: по причине моего прошлого и по причине ее будущего». Ну… его прошлое я примерно себе представляю. Теперь я хочу знать, ради какого будущего ты сбежала?

— Будущего нет, Даниель, — ответила Мира. — И прошлого нет, и настоящего тоже. Мы все живем в какой-то ужасной иллюзии. Пока я не пойму, как мы влипли в это дерьмо, с горы не спущусь. Так и передай.

— Боги никого не наказывают и никогда не страдают из-за людей. Заблуждение полагать, что на белом свете есть Бог, готовый принести себя в жертву. Боги чаще всего приносят в жертву людей, не имея представления о том, что это за твари, как живут и чем дышат. Когда вы просите милостыню у Богов, они смеются. Когда не просите, обижаются…

— Разве я милостыню прошу, Валех? Я хочу получить гонорар. Мне надо было, чтобы ты выполнил свою работу: взял за руку покупателя и привел его в галерею. А ты что натворил?

— Ты просила денег. Я дал тебе денег.

— Разве такой ценой?..

— Тебе нужны были деньги?

— Ты понимаешь разницу между наследством и гонораром?

— Понимаю, — ответил Валех. — В твоем случае наследство — гораздо больше.

— Теперь я знаю, почему Зубов от тебя сбежал.

— А тебе уже мало милостыни? Тебе надо, чтобы ее правильно подали? Еще не хватало, чтобы ты учила меня подавать!

— А тебе мало, что сбежал твой любимчик Зубов? Твой самый талантливый, самый умный, трудолюбивый подопечный уже никогда не напишет для тебя роман. Тебе придется довольствоваться низкопробной фантастикой несостоявшегося художника…

— Пиши, я продиктую отрывок, который украсит твое сочинение. Можешь его присвоить.

— Обойдусь без подачек…

— Пиши: Боги никогда не страдают из-за людей… Эти существа лишены эмоций. Самый пропащий Ангел может сделать для Человека больше, чем Бог. Чем выше в иерархии существо, тем больше в нем рационального порядка. Чем ниже, тем больше эмоций мутят рассудок. Если Человек был изгнан из рая, то отнюдь не за плод запретный, а за отсутствие рационального подхода к плоду. За то, что шел на поводу у желаний, презрев здравый смысл. За то, что не ради истины, а ради прихотей своих рисковал голым задом. Человек сам опустил себя в иерархии, сам и возвысится, если придет его время. Если только оно придет. И нет таких слез, которыми можно разжалобить Бога, и нет такой небесной услуги, которая пойдет Человеку на пользу.

Глава 5

— Здесь физическая лаборатория, а не гостиница! — напомнил профессор Боровский графине Виноградовой. — Ты взрослый человек, Мира, должна понимать! Оставить на ночлег постороннего! Я от кого угодно мог ожидать…

— Натан Валерьянович, он сегодня же съедет!

— Скоро сесть будет негде из-за гостей. Осталось только вашего Ханта дождаться для теплой компании, а следом за ним пожалует пресса и телевидение. Этого господина я видеть не хочу. Достаточно того, что я о нем наслышан.

— Он и не дойдет, развалится по дороге.

— Все, — подвел итог Боровский, — здесь достаточно постояльцев. Не знаю, как Привратник вас терпит, а с меня хватит. Сегодня же проводи этого человека в село! Иначе я сам его провожу.

Боровский ушел, и Даниель выглянул из-за ширмы.

— Что сказал этот грозный мужчина?

— Сказал, что рад был познакомиться, — ответила Мира, — что жаль с тобой расставаться.

— Он мне тоже понравился, — признался Даниель, застегивая рубашку. — Я бы с удовольствием остался с ним наедине… С ним и с видеокамерой.

— Тише…

Боровский вышел из дома, разминувшись в дверях с Борисом. Профессор был сердит и не поздоровался с гостем. Борис был сердит еще больше и шел сюда не для того, чтобы упражняться в любезностях.

— Где французы? — спросил Борис двух странников, уплетающих вчерашние макароны. Странники указали вилками в потолок. — Они думают возвращаться?

Голова сердитого Бориса вынырнула на втором этаже.

— Даниель, я тебя умоляю, — воскликнула Мира, — одевайся и проваливай. Натан меня выгонит!

Даниель, не торопясь, натянул штаны.

— Отчего так возбудился твой страстный Натан? Оттого, что мы спали в одной кровати? Так больше негде.

— Он знает, что мы «подружки». Застегивайся и проваливай!

— Я не причесался.

Даниель наблюдал в зеркале, как Мира выходит из себя. Чем больше раздражалась Мира, тем старательнее Даниель расчесывал локоны.

— Зачем ты дал ему адрес? — обрушилась Мира на сердитую голову Бориса. — Я же просила…

— Они привели полицию, — ответила голова. — Мы так не договаривались… Они сказали, что ты в розыске. Мне угрожали.

— Тебя брали на понт!

— Откуда я знаю? На вас не написано, что вы честные люди.

— Уведи этого «француза» обратно, Борис! Уведи его с глаз долой! — Мира вытолкала товарища из дома мимо завтракающих странников прямо за дверь. — Учти, — предупредила она, — ты меня не видел! Не нашел, блуждал по горам, устал, решил вернуться…

— Я не умею ему врать, — признался Даниель.

— Учись.

— Не хочу.

— Придется.

— Будет только хуже…

Молодой человек обернулся с надеждой, но Мира только поцеловала его на прощанье.

— Береги Ханни, — приказала она. — Не оставляй старого дурака одного надолго.