Джеймс Кейбелл - Сказание о Мануэле. том 2 Страница 64

Госпожа Мелицента взглянула на него, и в этот миг Периону было щедро отплачено за все глупости и ошибки его жизни.

— Что плохого я сделала вам, мессир де ла Форэ, что вы так позорите меня? До этого вечера я была счастлива, веря, что вы любите меня. Могу сказать это сейчас, поскольку, как я думаю, вы не тот человек, которого я мечтала полюбить. Вы только оболочка того человека. Но вы заставляете меня обойти закон, стать сообщницей разыскиваемого вора или, в противном случае, убить вас!

— К этому все идет, сударыня!

— Тогда я должна помочь сохранить вашу жизнь любым способом, который только взбредет вам в голову. Я не буду вам мешать. Я обеспечу вас проводником до Манвиля. Я даже прощу все ваши прегрешения, кроме одного, поскольку таким подлецом вас сотворили небеса.

Девушка была прекрасна в своем гневе.

— Потому что вы любите меня. Женщины это знают. Вы любите меня! Да!

— Без сомнения, сударыня.

— Посмотрите мне в глаза и скажите, какая ужасная причина привела вас к бесчестью и возможно ли от нее избавиться.

— Я низок, — ответил он, — однако не настолько низок, как вы полагаете. Нет, поверьте мне, я никогда не надеялся добиться даже такой презрительной доброты, с какой вы, например, относитесь к вашей болонке. Я лишь украдкой осмеливался взглянуть на Небеса и только так, как смотрел на Небеса библейский Богач. Низменный и подлый, я никогда не мечтал о том, что на пути к мерзости и грязи, которые впредь станут моим неминуемым уделом, меня будет сопровождать ангел.

— Представление закончилось, — сказала Мелицента, — а вы все говорите, говорите, говорите… и становится ясно все коварство вашей мнимой правды… Хорошо, я пошлю к вам надежного человека. А сейчас, ради Бога… нет, ради дьявола, который владеет вами!.. позвольте мне никогда вас больше не видеть, мессир де ла Форэ.

Глава II

Как веселился виконт

Затем последовали танцы и роскошный ужин. Виконт де Пизанж в тот вечер был признан самым блестящим кавалером. Он с удовольствием общался с пирующими гуляками и всегда находил точный и остроумный ответ на любую шутку, отпускаемую по поводу предстоящего бракосочетания госпожи Мелиценты и короля Теодорета, и в то же время не забывал, что полцарства обложило разбойничьи притоны, вылавливая Периона де ла Форэ. Источником бурного веселья Периона являлось то, что на следующее утро все в этом замке вдруг обнаружат, насколько опрометчиво они давали в долг, и что Мелицента уже сейчас не может не восхищаться дерзостью этого повсюду разыскиваемого преступника, как бы ни было глубоко отвращение, с которым она относилась к нему. Подумав об этом, Перион громко расхохотался.

— Вы сегодня веселей, чем обычно, мессир де Пизанж, — заметил епископ де Монтор.

Этот достойный молодой человек, как мы уже говорили, прибыл тем вечером в Бельгард из своего поместья в Жьене и пересек по пути темный Акаирский Лес. Именно он устроил свадьбу Мелиценты с королем Теодоретом. Епископ сам был влюблен в свою кузину Мелиценту, но, — приняв духовный сан и потеряв возможность жениться, он с присущим ему коварством решил использовать красоту кузины, как использовал и многое другое, для своего собственного возвышения.

— Сударь, — ответил Перион, — вы известны как поэт и потому, конечно, знаете, что «веселей» рифмуется с «день сей», тогда как «гнетущий» — со словами «день грядущий».

— Но ваше веселье, мессир де Пизанж, лишь словесная круговерть, а «круговерть», — епископ жестко взглянул своими серыми глазами на Периона, — имеет весьма избитую рифму.

— Воистину это мрачная рифма. Она заставляет замолчать другие стихи, — согласился Перион. — Лучше я посмеюсь просто так, без всякой рифмы или причины.

Молодой священнослужитель настойчиво продолжал:

— Но у вас есть прекрасный повод для веселья. Ведь вы ужинаете в такой близости от Небес.

И он многозначительно взглянул на Мелиценту.

— Нет, нет, — ответил Перион. — У меня совсем другая причина для веселья. Ведь завтракать мне придется в Аду.

— Ну, что же. Как говорят, хозяин этого заведения воздает каждому по заслугам, — и епископ, пожав плечами, удалился.

А Перион, вернувшись после пира в свою спальню, подумал, что епископ сделал весьма верное замечание. Его жизнь находилась в относительной безопасности. Он верил Жиду Агасферу и знал, что на рассвете, согласно их старому уговору, одна из шлюпок «Траншмера» подойдет к Фоморской Отмели недалеко от Манвиля. На борту «Траншмера» своего вожака ждали Вольные Соратники. А дикий край, куда потом направится судно, хорошо скроет от любопытных глаз сокровища короля Гельмаса. Никчемная жизнь Периона была спасена.

А жизнь казалась Периону никчемной, и даже более чем никчемной, как только он начинал думать о Мелиценте в ожидании ее посланца. Он думал о ее красоте и чистоте души, о ее беспредельной доброте ко всем на свете, кроме одного Периона Лесного. Он думал о том, как чиста она была во всех помыслах и деяниях. И думал он еще и о том, что никогда не увидит ее вновь.

— Дьявол несомненно воздаст каждому по заслугам, — проговорил вслух Перион.

Глава III

Как ухаживала Мелицента

От этих мыслей, от напрасных сожалений туман поплыл у него перед глазами — Периону привиделось, что дверь отворилась и в мрачную, обитую дубовыми панелями комнату осторожно вошла сама госпожа Мелицента, ему показалось, что Мелицента остановилась напротив камина и отблески огня играли на ее лице и платье, а ее слегка встревоженные глаза походили на глаза только что разбуженного ребенка.

И казалось, прошло много времени, прежде чем она заговорила и спокойно призналась в том, что все рассказала Айрару де Монтору, и по причине любви к ней епископа так подстроила нужный исход беседы — «подло», как выразилась она, — что было обещано, что порядочный человек зайдет в три часа за Перионом де ла Форэ и проводит вора до незаслуженной безнаказанности. Все это она проговорила совершенно спокойно, будто по книге, но вдруг голос ее изменился:

— Это правда. Но… Сейчас вы размышляете о том, почему я пришла сюда лично рассказать вам об этом?

— Сударыня, не могу и предположить. Нет, в самом деле, — воскликнул Перион, потому что знал правду и был несказанно напуган. — Не смею и предположить.

— Завтра вы уплывете воевать за море… — начала было она, но сладчайший голос ослабел и затем вовсе замер. Он слышал потрескивание дров и даже учащенное биение собственного сердца, словно наступила самая ужасная и прекрасная тишина на свете. — Возьмите меня с собой!