Корнелия Функе - Чернильная кровь Страница 65

— Ну, читай же, писака!

Фенолио поднял голову. Перед ним стоял Баста с ножом в руке, тем самым ножом, что минуту назад торчал из спины Небесного Плясуна. Фенолио взглянул на кровь на блестящем лезвии и на письмо Мегги. В руке у Басты. Забыв обо всем, он сжал кулаки и ударил Басту в грудь, как будто не было ни ножа, ни Мясника рядом. Баста отступил на шаг с удивленным и рассерженным видом и упал, споткнувшись о ведро с сорняками, которые выполола со своих грядок Минерва. Отчаянно ругаясь, он поднялся на ноги.

— Бросай эти штуки, старик! — прошипел он. — Предупреждаю в последний раз. Читай!

Но Фенолио успел выхватить из грязной соломы перед свиным закутом навозные вилы Минервы.

— Убийцы! — прошептал он, направляя на Басту грубо выкованные зубцы. Куда пропал его голос? — Убийцы, убийцы! — повторял он все громче и ударил вилами прямо в грудь Басты, туда, где билось его черное сердце.

Баста отскочил с лицом, искаженным гневом.

— Мясник! — позвал он. — Мясник, иди сюда и отбери у него эту чертову вилку!

Но Мясник вышел на улицу перед домом и прислушивался, не выпуская из рук меча. Послышалось цоканье копыт.

— Нам нужно уходить, Баста! — крикнул он. — Сюда едут стражники Козимо!

Баста смерил Фенолио исполненным ненависти взглядом маленьких глаз.

— Мы еще увидимся, старик! — прошипел он. — Но в следующий раз ты будешь лежать передо мной в грязи, как он. — Баста небрежно переступил через неподвижное тело Небесного Плясуна. — А это, — сказал он, засовывая письмо Мегги за пояс, — прочтет мне Мортола. Кто бы мог подумать, что третья птичка собственноручно нам напишет, где ее найти? А Огнеглота мы получим в придачу бесплатно!

— Баста, да пойдем же! — Мясник нетерпеливо махал ему рукой.

— Иду, иду, что ты так волнуешься? Думаешь, они нас вздернут за то, что на свете стало одним комедиантом меньше? — спокойно ответил Баста, но все же пошел прочь от Фенолио, помахав ему напоследок.

Фенолио слышал голоса и лязг оружия, но, может быть, ему только казалось. Он опустился на колени рядом с Небесным Плясуном, осторожно перевернул его на спину и приложил ухо к его груди, как будто не видел ясно смерть на его лице. Он слышал, как дети подошли к нему. Деспина положила ему на плечо руку, узкую и легкую, как древесный листок.

— Он умер? — прошептала она.

— Ты же видишь, — сказал ее брат.

— Его теперь заберут Белые Женщины?

Фенолио покачал головой.

— Нет, он пойдет к ним сам, — тихо ответил он. — Ты же видишь, его здесь уже нет. Но они встретят его в своем Белом Дворце. Он выстроен из костей, но тем не менее очень красив. Там есть такой двор, засаженный пахучими цветами, и над ним протянут канат из лунного света, специально для небесных плясунов…

Слова приходили сами собой, красивые, утешительные слова, но были ли они правдой? Этого Фенолио не знал. Он никогда не интересовался тем, что ждет нас после смерти, ни в том, ни в этом мире. Может быть, только тишина, тишина без единого слова утешения.

На улицу, пошатываясь, вышла Минерва с кровавой царапиной на лбу. С ней был цирюльник из дома на углу и еще две женщины с бледными от страха лицами. Деспина бросилась к матери, а Иво остался стоять рядом с Фенолио.

— Ни один не захотел прийти на помощь! — рыдала Минерва, опускаясь на колени рядом с мертвецом. — Все испугались! Все!

— Небесный Плясун! — пробормотал цирюльник. Люди называли его костоправом, извлекателем камней, гадателем по моче, а если пациент у него умирал — ангелом-душителем. — Неделю назад он спрашивал меня, не знаю ли я средства от боли в колене.

Фенолио вспомнил, что видел этого цирюльника у Черного Принца. Рассказать ему, что за весть принес Небесный Плясун о тайном лагере? Можно ли ему доверять? Нет, лучше никому не доверять. Ничего и никому. У Змееглава много шпионов.

Фенолио поднялся. Никогда еще он не чувствовал себя таким старым, до того старым, что, казалось, еще один день ему уже не пережить. Мельница, о которой писала Мегги, где она, черт побери, находится? Название звучало знакомо… Ну конечно, ведь он сам описал ее в последней главе «Чернильного сердца». Мельник не любил Змееглава, хотя его мельница находилась совсем рядом с Дворцом Ночи, в темной долине к югу от Непроходимой Чащи.

— Минерва, — спросил он, — сколько ехать всаднику отсюда до Дворца Ночи?

— Не меньше двух дней, если он не хочет загнать коня, — тихо ответила Минерва.

Значит, через два дня или чуть меньше Баста узнает, что написано в письме Мегги. Если он действительно поскакал с этим письмом во Дворец Ночи. А куда еще? Читать Баста не умеет, значит, он повезет письмо Мортоле. А Сорока наверняка обосновалась в Замке Ночи. Стало быть, через два дня Мортола прочтет письмо Мегги и пошлет Басту на Мышиную мельницу. Где, может быть, дожидается Мегги… Фенолио тяжело вздохнул. Два дня. Может быть, за это время он успеет ее предупредить, но уж точно не успеет написать слова, на которые она надеется. Слова, которые спасут ее родителей.

Напиши что-нибудь, Фенолио. Напиши…

Как будто это так легко! Мегги, Козимо — все они требуют от него слов, но им легко говорить. Чтобы подыскать нужные слова, требуется время, а его-то у Фенолио и не было.

— Минерва, скажи Розенкварцу, что я ушел в замок. — Он вдруг почувствовал страшную усталость. — Скажи, что я приду за ним потом.

Минерва кивнула, гладя по голове Деспину, которая рыдала, уткнувшись лицом в ее юбку.

— Да, иди в замок! — сказала она хрипло. — Иди и скажи Козимо, чтобы он послал солдат вслед убийцам. Клянусь всем святым, я встану в первом ряду, когда их будут вешать!

— Вешать? О чем ты говоришь? — Цирюльник провел рукой по редеющим волосам и мрачно взглянул на мертвого. — Небесный Плясун был комедиантом. За убийство комедианта никого вешать не будут. За дичь, пристреленную в Чаще, и то наказывают строже.

Иво посмотрел на Фенолио, не веря своим ушам.

— Их не накажут?

Что он мог ответить? Нет. Басту и Мясника никто не накажет. Может быть, этим займется когда-нибудь Черный Принц или тот, кто надел маску Перепела, но Козимо не пошлет вдогонку убийцам ни одного солдата. Пестрый Народ был свободен, как птица, как по эту, так и по ту сторону Чащи. Никому не подвластен и никем не защищаем. «Но всадника Козимо мне даст, если я попрошу, — подумал Фенолио, — быстрого всадника, который помчится как ветер и предупредит Мегги о приходе Басты. А еще он передаст, что я ищу нужные слова». Напиши что-нибудь, Фенолио. Спаси их! Напиши что-нибудь, что освободит их и убьет Змееглава… Да, видит Бог, он это сделает. Он напишет пламенные песни для Козимо и нужные слова для Мегги. И тогда ее голос наконец приведет эту историю к хорошему концу.

40

БЕЗНАДЕЖНО

Соусник поднялся и пошел на тонких серебряных ножках к своему блюду, переваливаясь с боку на бок, как сова.

— Соусник просто очарователен! — сказал Варт. — Откуда он у вас?

К счастью, Дариус умел готовить, иначе Орфей, наверное, запер бы Элинор обратно в подпол после первой же трапезы и стал вычитывать себе еду из ее книг. Но благодаря кулинарному искусству Дариуса они все чаще и дольше бывали наверху — правда, всегда под присмотром Сахарка, — потому что Орфей любил поесть, а стряпня Дариуса ему нравилась.

Опасаясь, как бы Орфей не стал отпускать наверх одного Дариуса, они делали вид, будто это Элинор знает рецепты всех ароматных вкусностей, подававшихся на стол, а Дариус лишь помогает ей резать, взбивать и помешивать. Но как только Сахарок, соскучившись на них смотреть, выходил в коридор, тупо пялясь на книжные полки, Дариус брался за поварешку, а Элинор резала и взбивала по его указаниям, хотя к этому у нее было не больше способностей, чем к стряпне.

Иногда на кухню забредало какое-нибудь растерянно озирающееся создание, то в человеческом облике, то мохнатое или пернатое, а один раз даже говорящая горчичница. Элинор в таких случаях обычно догадывалась, какую из ее бедных книг держит сейчас в своих руках Орфей. Крошечные человечки со старинными прическами — вероятно, «Путешествия Гулливера». Горчичница? Надо думать, из хижины Мерлина, а прелестный, совершенно растерянный фавн, ввалившийся к ним однажды после полудня, был, несомненно, из «Нарнии».

Элинор, конечно, тревожило, что могут натворить все эти создания в ее библиотеке, — ведь не все же время они стоят с остекленелым взглядом в кухне. Наконец она не выдержала и попросила Дариуса сходить посмотреть. Предлог нашелся: он вроде бы интересуется, что Орфей желает на обед. Дариус вернулся с успокаивающим известием, что, хотя святилище Элинор находится по-прежнему в ужасном беспорядке, там никого нет, кроме Орфея, его мерзкого пса и какого-то бледного человека, в котором Дариус заподозрил Кентервильское привидение, и, следовательно, никто не топчет, не рвет и не пачкает ее книг.