Кристофер Сташеф - Маг-крестоносец Страница 65

— Мне, честно говоря, это тоже странно, — заверил его Мэт. — Но я мало-помалу к этому привыкаю... Смотри, началось!

Ворота распахнулись настежь, и варвары, довольно завопив, бросились к ним. Алисанда подпустила их поближе, после чего пришпорила своего белого скакуна и помчалась навстречу врагам, опустив копье.

Азиаты были превосходными всадниками и, конечно, запросто могли бы взять рыцарей в кольцо, но им мешали их соратники, сгрудившиеся около открытых ворот. Пространства для маневра было маловато, а пони, на которых восседали верхом варвары, значительно уступали по всем параметрам европейским клайдесделам и першеронам. Рыцари врубились в толпу варваров и заработали копьями, однако главный удар по врагам был нанесен именно лошадьми, буквально подминавшими под себя любого, кто попадался им под ноги. Те из врагов, которые успели увернуться и размахнуться пиками, падали под парирующими ударами тяжеленных щитов. Те же противники, что отваживались нападать на рыцарей справа, попадали под удары могучих мечей. Некоторым пикам все же удавалось угодить мимо щитов и мечей, но и тогда их наконечники лишь скользили по прочнейшим доспехам европейцев.

Франки все глубже и глубже врубались в толщу варварского войска, но наконец были вынуждены остановиться — врагов было слишком много, и самой своей массой они мешали франкам двигаться дальше. С тыла к рыцарям спешили все новые тысячи варваров.

Но тут подоспела арабская кавалерия, столь же легкая и маневренная, как варварская. Арабские лошади были выше, чем азиатские, а копья столь же острые. Улюлюканье арабов заглушило боевые вопли врагов, их ятаганы со звоном встретились с кривыми мечами соперников. Тут и там падали с коней поверженные враги, и тогда на них бросались меровенсские пехотинцы. Другие пехотинцы занимались тем, что разлучали всадников с лошадьми. Меровенсцы работали парами: один налегал на древко копья во избежание отдачи притом, как на его острие натыкалась варварская лошадка, а второй заслонялся щитом, и в итоге оба они были защищены от ударов врага.

Тем временем рыцари развернули своих коней и, орудуя мечами и боевыми топориками, принялись прорубать себе пространство посреди толпы варваров. Мечи и топоры исправно делали свое дело: враги падали наземь, атакующие рыцари шли вперед полукругом. Обретя свободу действий, Алисанда развернула своего белого скакуна. Подоспели оруженосцы с запасом копий. Подхватив тяжелые копья, рыцари поскакали следом за своей королевой в новую атаку на ряды врагов.

Войско, осаждавшее город, никак не могло пробиться к стенам, поскольку для этого им надо было обойти рыцарей.

Стоя на стене, Мэт обливался потом. Он уже успел пропеть заклинание, призванное противостоять вражескому, из-за которого земля под копытами рыцарских лошадей могла стать вязкой. Затем вражеские колдуны попытались обратить доспехи рыцарей в ржавчину, но и на это Мэт ответил соответствующим заклинанием. Потом он отверг попытку врагов добиться того, чтобы ноги меровенсских коней подкосились, потом не дал колдунам утяжелить копья рыцарей. Он читал одно заклинание за другим, а рядом с ним трудился чародей-араб. Он размахивал руками и распевал по-арабски и тоже порядком изнемог.

Наконец наступила короткая передышка. Рыцари перестраивались для новой атаки, а азиатские колдуны вроде бы иссякли на какое-то время. Мэт опустил руки и, тяжело дыша, проговорил:

— Ну что, тяжко пришлось?

— Нисколечко, — выдохнул чародей. — На редкость простые заклинания, а некоторые даже корявые. Но их было столько!

Как ни невероятно, но варвары начали отступать от города. Мало-помалу орда стала разбиваться на малочисленные, более подвижные отряды.

— А ну-ка! — воскликнул Мэт. — Прочтем умножительное заклинание! Добьемся того, чтобы вместо каждого рыцаря появилось сто мнимых!

Не сговариваясь, Мэт и чародей-араб запели дуэтом:

Ваши подлые уловкиВмиг мы разгадаем,Мы стоим на изготовке,Не ворон считаем!

Вам со счета бы не сбиться,Как считать начнете:Где один сражался рыцарь,Мигом встанет сотня!

В следующее же мгновение вокруг города возникло плотное кольцо рыцарей-европейцев, которые незамедлительно набросились на разрозненные отряды варварской кавалерии. Если бы кто-то додумался присмотреться к гербам на щитах рыцарей, то насчитал бы по сотне гербов одной и той же разновидности, однако азиаты явно не были подкованы в европейской геральдике. Взвыли гулкие трубы, и варварское войско, истрепанное и изрядно поредевшее, отступило от стен Иерусалима.

Алисанда повернула коня и повела свою, также уставшую армию к городу. Ворота распахнулись перед меровенсским войском, а вот клонированные рыцари продолжали бой: преследуя варваров, они прогнали их за холмы и погнали еще дальше.

Химена глянула на мужа. Она вдруг почувствовала, как в ее сердце начало прорастать семя сомнения. Если бы оно проросло, из него выросла бы ветвистая лоза под названием «ревность». Безусловно, Химена слышала рассказы Мэта о сладострастной джинне Лакшми, которая спасла ему жизнь во время странствий между этим миром и Нью-Джерси. Но одно дело — рассказы и совсем другое — лицезрение этой красотки воочию. Льстивые речи, расточаемые Рамоном, при этом помогали весьма ограниченно.

— О нет, мне даже удивительно слушать о том, чтобы Мэт был способен похитить дитя, родившееся от брачного союза джиннов, из колыбели, — возражал Рамон. — Я уверен, это не его проделки, а тех, кто ему противостоит. Расскажи мне, как все произошло. В какой... манере?

— В манере? О каких манерах тут можно говорить? Я выкупала детей и дала им порезвиться в подушках, а сама вышла из комнаты, чтобы развесить выстиранные пеленки! И минуты не прошло — всего-то несколько секунд, — а когда я вернулась, моих малюток и след простыл! — Огромные глаза Лакшми залились слезами, и она вытащила из-за лифа «крошечную» туфельку без задника размером с небольшую лодку. — Только это и осталось — эта туфелька, которую я столь любовно вышила своими руками! А все остальное пропало — шальварчики, жилетики, туфельки, все-все, и мои детки вместе с ними!

— Ах, бедняжка! — вскричала Химена, сердце которой преисполнилось сочувствия к джинне, которая оказалась ее подругой по несчастью. При этом боль и страдания джинны были еще сильнее — ведь она была матерью, а Химена — бабушкой.

— И ты решила, что это — дело рук Мэтью, — мрачно заключил Рамон.

— Само собой, я подумала о вашем сыночке! Разве он — не самый могущественный маг на Западе?