Анна Московкина - Исток Страница 65

Велор лениво облокотился на перегородку стойла и жевал пожухлую травинку, выдернутую из тюка с сеном. Вид у него был задумчивый и одухотворенный, он смотрел, как мальчишка-конюх сосредоточенно седлает его лошадь. Лошадь отступила вбок, прижав паренька к стенке.

Эльф повернул голову. Мальчишка, приготовившийся стегануть кобылу поводом, опустил руку. Кто раздражал его больше — непокорная кобыла или ее хозяин, — он не знал.

Велор усмехнулся и перекинул травинку из одного угла рта в другой.

— Попробуй с другой стороны… — Мальчишка зло сверкнул глазами, хлопнул ладонью по лошадиному крупу. Мелькнул длинный хвост, хлестнул паренька по глазам. Конюх выругался сквозь зубы, эльф скривился. Его забавляло представление, и он никуда не торопился. Если бы торопился, давно бы вышел, и мальчишка вмазал бы кобыле вожжей, после чего мигом нахлобучил бы седло на конскую спину.

Вошел колдун, встрепанный, злой, он продолжал на ходу ругаться с придворным, который семенил следом, брезгливо ступая искусно расшитыми башмачками по соломе вперемешку с опилками и навозом.

— Но я не могу вам разрешить доступ!

— Почему?

— Потому что это не ваше дело! — Придворный замер перед лужей мочи: чтобы через нее перебраться, пришлось бы прыгнуть. Прыгать придворному не хотелось. Колдун широко шагнул, ступил пяткой в край лужи. Полетели брызги, испачкав штаны придворного. Он сморщился. — Доступа не будет!

— Мне нужна только ваша подпись!

Майорин посмотрел на придворного, усмехнулся.

— Подпишешь! — Времени на уговоры не было. Светлые глаза полыхнули ледяным огнем. Придворный встал как вкопанный. — Давай!

Придворный достал походную чернильницу, макнул в нее стальное перо. Расписался.

— Теперь иди! — скомандовал Майорин.

Расшитые башмачки, заляпанные навозом, прошагали к выходу.

— А печать ты откуда возьмешь? — насмешливо спросил эльф.

— А вот. — Майорин пошарил в котомке. — Забыл отдать, когда подписывал отречение…

— Забыл?

— Ну…

Колдун продолжил собираться. Велмания просыпалась.

Вот поднялся с кровати Рудник Грионский, выглянул в окно, где в серой хмари дождя уже сновали слуги, седлая коней, собирая пожитки знаменитого в приморье колдуна.

Плеснул ледяной водой в бородатое лицо Фотий Отшельник, хмурясь от шума во дворе. Добрались-таки к его скиту в Черных горах охальники-ученики. А старый чародей надеялся отдохнуть зиму, уже заготовил толстую стопу камышовой бумаги для нового труда о природе источников…

Распахнул дверь и поежился от сырости Лавт Борец…

Застегнул уздечку на лошадиной морде Филипп Инесский, слыша, как во дворе храмины Хорхе прощается с молодой женой. Та не плачет, не просит мужа остаться с нею и маленьким сыном, а звонко хохочет, шутя напрашиваясь с мужчинами в дорогу…

Вывел из конюшни жеребца Нежад по прозвищу Пересмешник, оглядывая зоркими глазами дальнюю степь, широко раскинувшуюся на юге Велмании, поправляя за спиной лютню в кожаном чехле.

Майорин легко подхватил объемистые седельные сумки и перекинул их через спину Потехи.

Ничего не знающие смотрящие наверняка удивятся, отчего сдвинулись с места столь сильные колдуны, куда понесла нелегкая чародеев-домоседов, зачем спустился с гор Отшельник, забравшийся туда на ежегодную зимнюю спячку, оставив учеников наслаждаться привычным отдыхом в предгорье. Никого не удивит только Пересмешник со своей лютней да Лютой, которого из-за угрюмости все звали Молчуном, давним другом и сподвижником. Этим двоим предстояло проскакать по степи, найти племена кочующих табунщиков, которые и без того сложно отследить. С западной стороны Черных гор поедет Фотий Отшельник со своими учениками, и ничего не упустит старый чародей, крепко сидящий в седле низкорослой темно-гнедой лошадки. Борец расправится с предгорьем от Уралакского хребта до Вирицы. Рудник исследует побережье. Горан Вирицкий — ученик Орника Мадеры, пройдет на север, Майорин с Велором пойдут от Вирицы до Урмалы, а в Долине Источников пронесутся вихрем Филипп и Хорхе.

— Не хочешь, можешь не ехать. В конце концов, тебя это не касается. — Колдун поправил чересседельную сумку.

— Ой ли… — Велор наморщил красивый точеный нос.

— Тогда пора, — скомандовал колдун.

Мужчины устроились в седлах, в последний раз проверяя, все ли на месте. Но тронуться они не успели.

Паренек с оседланной кобылой на поводу перегородил выход. От влаги русые волосы топорщились лихими завитками, глаза лихорадочно блестели.

— Я поеду с вами!

— Зачем? — удивленно спросил Майорин, он и думать забыл про это горюшко. Но «горюшко» помнило.

— Ты задолжал мне поединок, колдун! Я не могу тебя отпустить, но и задержать не могу. Поэтому поеду с тобой… — как всегда напыщенно начал дворянин.

— Мальчик, — в голосе колдуна появилась снисходительная ирония, — игры кончились, игрушки идут на настоящую войну, мы вернемся и еще поиграем!

— А вдруг не вернетесь?

— Тогда не поиграем! — рыкнул мужчина.

— И ты избежишь поединка! — Солен снова попытался проткнуть колдуна пальцем.

Колдун слегка отклонился назад, недобро усмехаясь.

— Уйди с дороги.

— Нет! — упрямился дворянин. — Помешать ты мне все равно не сможешь! Хочу и поеду с вами, а не с вами — так за вами! Или выходи со мной на бой, здесь и сейчас!!!

Майорин посмотрел на юного идиота, справляясь с острым желанием вывалять парнишку в грязи, дать тумака по макушке, чтобы под копытами у лошадей не путался.

— Ладно. Езжай, — неожиданно легко сдался колдун, передумав.

Эльф с дворянином удивленно переглянулись, не ожидавшие столь скорой развязки.

Бледное лицо Солена порозовело, хоть и хмурились широкие брови — не доверял он столь скорому решению колдуна, но все же радовался удачному исходу. «Хитрость» заключалась в том, что колдун, не желающий выходить с ним на бой, скорее возьмет его с собой, чем согласится драться. Естественно, колдун все прекрасно понимал. И утвердился во мнении, когда на серьезном лице мстителя появилась простая мальчишеская улыбка.

— Будешь отставать, ждать не станем. Паек поровну, никаких скидок ни на молодость, ни на дворянство, — добавил каратель.

— Конечно, конечно! — закивал парень.

Он бы сейчас и не на такое согласился. Настоящее приключение издевательски улыбалось из-за приоткрытой двери, суля странствия и прекрасные дали и умалчивая о тяготах, вроде холодных ночевок, бурчащего от голода живота и сбитой задницы.