Алексей Евтушенко - Колдун и Сыскарь Страница 66

— Это пуговица, — сказал. — От кафтана. Где нашёл?

— В людской избе, — ответил Сыскарь. — Думаю, это пуговица с кафтана убийцы. Откуда бы в людской на полу золотым пуговицам валяться? Вот только не пойму, что на ней за знак изображён. Похож на букву «Аз» с двойной перекладиной. Но сдаётся мне не «Аз» это. И не латинское «А» тоже.

— Правильно сдаётся, — сказал Симай. — Это и впрямь не «аз». Это знак Велеса. Перевернуть надо, вот так, — он показал.

— Кого? — спросил Сыскарь, глядя на знак, который теперь напоминал латинскую букву «V», разделённую пополам теми же двумя поперечинами.

— Велес — старый русский бог, — пояснил Симай. — Хозяин Нави, главный в лесах. Мне бабка-шувани про него рассказывала. Их много раньше было, богов этих. Перун, Сварог, Велес… До того как Русь христианство приняла. Да и сейчас кое-где их почитают.

— А, вспомнил. Велес. Кажется, был такой, действительно. Ну и что? При чём здесь Велес? Тот, кто перерезал кучу народу в поместье князя Долгорукого, Велесу, что ли, поклоняется? Не вижу связи.

— Какой связи?

— Связи между убийством с похищением и древним славянским богом Велесом, — терпеливо пояснил Сыскарь. — По-моему, русские боги не требовали человеческих жертвоприношений. Или я ошибаюсь?

На часах была половина седьмого утра, когда они закончили импровизированное совещание в кабинете Бертрана. Часть этого времени Сыскарь потратил на то, чтобы объяснить присутствующим элементарные основы сыска. Впрочем, компаньоны ему попались понятливые, хватали всё на лету. И, когда Сыскарь высказал гипотезу о том, что дело это может быть политическим, Бертран с ним согласился, поскольку точно знал: в Париже посол России во Франции князь Василий Лукич Долгорукий именно и занят тем, что старается утвердить императорский статус своего государя — Петра. Если Франция примет официально Петра Первого не просто как царя Московии, а императора Российской империи, то это примет и вся Европа. Что, согласитесь, дорогого стоит. Вот и получается, что совершить разбойное, с убийством и похищением, нападение на имение князя — это нанести удар не только по Василию Лукичу, но и в какой-то мере по самому Петру. А это, ребятушки, уже совсем другое дело. Тут государственной изменой пахнет. На подобное может только тот пойти, кто чувствует за собой очень большую силу. Что частично и подтверждает золотая пуговица. Не носят обычные душегубцы кафтанов с золотыми пуговицами. А уж с такими пуговицами — тем более…

— В общем, дело ясное, что дело тёмное, — подытожил Сыскарь и с хрустом потянулся. — И вот о чём ещё не следует забывать. Искать убийц и похитителей будем не только мы, но и государевы люди. Плохо себе представляю, как устроена эта самая полицейская канцелярия Москвы, но это не важно. Будут. Дело-то громкое — нападение на усадьбу князя! И не просто князя, а посла России во Франции. Или я не прав?

— Прав, — коротко ответил Симай. — Будут.

— Вот. А значит, мы первые, кто попадает под подозрение о совершении данного кровавого злочинства.

— Ни хера себе, — сказал цыган и громко сглотнул. — Как-то я об этом не подумал. А ведь верно. Мы там были, и нас наверняка видели. Потом исчезли. И что? Учинят розыск, начнут спрашивать… Ой, ё… — Он схватился за голову.

— Что такое? — спросил Андрей озабоченно. — Ты чего?

— Чего, чего… У меня и так слава та ещё — убийца оборотней да упырей, цыган опять же, а тут ещё и это. Скажут, если не сам убил, так навёл! Кому, как не цыгану, человеку со всех сторон ненадёжному, душегубцев навести?

— Не кипешись раньше времени, — посоветовал Сыскарь. — Поживём ещё. Нет, в голове это держать надо, я не зря предположение высказал. Однако в самой усадьбе все свидетели мертвы, а деревенские… Если даже и скажут чего, то нас ещё поймать надо. А если и когда поймают, то их слово против нашего. Кому поверят?

— Ты что, дурной? — покрутил пальцем у виска Симай. — Вера тут вообще ни при чем. Да нас тут же на дыбу. А там уж во всем признаемся, что было и чего не было.

— Как это — на дыбу, по какому праву?

— По праву сильного. Понеже им так выгодно. Преступники пойманы? Пойманы. Признались? Признались. Всё, дело закрыто. Один выход у нас.

— И я даже знаю, какой — вздохнул Сыскарь. — Надо успеть раньше.

— Да, поймать настоящих. Тех, кто убил. И Дарью с Харитоном освободить, если живы они ещё…

Коней вампир Бертран Дюбуа предоставил добрых. С волшебными цыганскими, понятно, было их не сравнить, но всё же это были не старые едва живые клячи, а здоровые выносливые животные, которых, это было сразу видно, неплохо кормили и за которыми нормально ухаживали. Было без четверти восемь утра, когда Симай и Сыскарь, позавтракав, покинули усадьбу, договорившись с Бертраном о будущей встрече в Москве и прочих действиях. К тому же Андрей переоделся, позаимствовав у вампира шёлковую рубашку, старые сапоги, слегка поношенный кафтан и треуголку, прежнюю же свою одежду и обувь, не считая нижнего белья и джинсов, поместил в седельную дорожную сумку.

Сапоги и треуголка пришлись впору, а вот рукава рубашки и кафтана оказались коротковаты — Сыскарь был гораздо выше ростом. Сошлись, однако, на том, что на первое время сойдёт и так, особенно если побольше выпустить манжеты. А в Москве можно будет, ежели возникнет необходимость, прикупить одежду по размеру. Как истинный француз, Бертран Дюбуа попытался было, удержать за одежду какие-то деньги, но был пристыжен и уверен в том, что мелочиться в таком важном деле, как спасение любимой из рук супостата, не след. Понеже, в первую голову недостойно сие совсем не бедного французского вампира, который собрался жить почти вечно, а во вторую — просто вредно.

— Вредно? — изумился Бертран. — Длья чего?

— Для всего, — объяснил, как отрезал, Симай.

Крыть вампиру было нечем, и он сдался.

— И бумагу бы мне ещё справить в Москве какую-нибудь достоверную, — сказал Андрей, когда усадьба Бертрана скрылась за деревьями.

— Какую ещё бумагу?

— Ну… как это у вас называется, не знаю. Грамоту, что ли? О том, что такой-то и такой-то, Сыскарёв Андрей сын Владимира, действительно человек вольный, свободный, является купцом или там предпринимателем. Или даже, чем чёрт не шутит, дворянином, пусть и без крепостных душ. Препятствий не чинить, а наоборот, всячески содействовать. Подпись важного лица и печать.

— Хм… Зачем тебе?

— На всякий случай. Ты же сам говорил, что у тебя есть грамота от Брюса, по которой ты спокойно своим делом непростым занимаешься. Вот и мне нужна. На Руси, известное дело, человек без грамоты и не человек вовсе.