Пол Андерсон - Собака и Волк Страница 66

Ниалл молчал. Прохладный ветер трепал ему волосы. Со всех сторон доносились стоны раненых и умирающих бойцов.

Лгал ли Константин? Скорее всего, нет. Ниалл и сам знал, что сюда явится большое войско, придет, чтобы отомстить. Он рассчитывал покинуть остров до того, как это произойдет. Просто не ожидал, что они будут здесь так скоро. Стало быть, Константин говорит правду. Если бы это было не так, зачем бы римлянам бросаться своими солдатами, которых и так не хватает? Единственная тому причина — задержать его войско, пока не придет подкрепление.

И все же остался невыясненным один вопрос.

— Зачем вы нас предупредили? — спросил Ниалл. — Если бы промолчали и продолжили сражение, то загнали бы нас в ловушку.

Константин холодно улыбнулся:

— Если бы я знал заранее, с кем имею дело, то так бы и поступил, — признался он. — Новость застала меня врасплох. Теперь уже слишком поздно. К тому же мы исполнили приказ — обошлись меньшей кровью. Не наша вина, что войска промедлили. Кунедаг уже не тот, что раньше: стареет. Во всяком случае, я исполняю приказ — допустить как можно меньше потерь. Рим нуждается в солдатах. А как вы на это смотрите?

Да, он мог заполучить эту голову, — думал Ниалл, — а, может, даже и был обязан. В человеке этом чувствовалась сила, вероятно, его ждало высокое предназначение. Много женщин будет горевать о нем, но разве в Эриу не будут жены оплакивать мужей, посланных им на смерть? Лучше все-таки уехать отсюда с хорошей добычей.

— Этот день прославит тебя, Константин, — сказал Ниалл. — Может, мы еще встретимся.

Ниалл был смелым, но не безрассудным. С судьбой не поспоришь. Может, на будущий год… Все чаще тревожила его сны песня. Как давно не был он в Исе.

Губернатор Глабрион вызвал на приватное собрание прокуратора Бакку и сообщил ему новость, доставленную специальным курьером. Вестготы уходили из Италии. Империя облегченно вздохнула, когда после осады Медиолана и битвы, пришедшейся на Пасху, вестготы отступили в Этрурию. Римляне усилили давление. После того, как они захватили в плен семью Аларика, король вестготов вступил в переговоры, и армия его отошла в Гистрию.

— Прошу обсудить с епископом Брисием, как наилучшим образом устроить благодарственный молебен и народные гулянья, дабы все осознали непреходящую мощь Рима, государства, которому благоволит Господь.

— Да, конечно, — ответил Бакка. — Болтающиеся концы лучше не показывать.

Лицо Глабриона выразило раздражение. Его часто выводили из себя замечания прокуратора.

— Что вы хотите этим сказать?

— Да ведь человеку с вашей проницательностью это должно быть очевидно.

— Я предпочитаю откровенность, открытость. Не надо мне ваших экивоков, будьте так добры.

Бакка пожал плечами:

— В письме нет ни слова о том, что варвары возвращают нам награбленное добро, а уж про репарации — даже и намека нет. Ушли-то они ушли, да недалеко… выжидают чего-то. Казалось бы, грозный Стилихон должен был разобраться с ними.

— А! Ну кто знает, может, у полководца есть на то свои причины.

Бакка кивнул:

— Припомните, он не однажды мог подавить Аларика, но почему-то не сделал этого. Уж не вынашивает ли план долгосрочного союза с вестготами? Он явно неравнодушен к варварским федерациям, и многим римлянам это кажется подозрительным. Тут, вероятно, сыграло роль его происхождение… Возможно и другое объяснение: ему, как и большинству смертных, свойственны то нерешительность, то поспешные, необдуманные поступки. Он все время твердит об угрозе вторжения остготов в Рецию, а в это время Аларик преспокойно вошел в Италию.

— Осторожно, — поднял палец Глабрион. — Такие разговоры до добра не доводят. Считай, что я этого не слышал.

— Чрезмерная осторожность может оказаться гораздо опаснее, — возразил Бакка. — Люди, берегущие свои головы, должны видеть обстановку такой, какая она есть на самом деле. А патриот, — добавил он торжественно, — присматривается, кто в данный момент обладает большей властью.

Толстые щеки Глабриона вспыхнули.

— Вы говорите о решительности. Очень любите вы о ней рассуждать. Где же в таком случае ваша решительность? Я думал, вы присоединитесь ко мне, чтобы отпраздновать великий день нашего освобождения, а вы сидите здесь с кислым видом и бранитесь. Будьте осторожнее. Я не намерен терпеть возле себя людей, которые вечно ставят мне палки в колеса. Воздержусь и не стану называть их робкими. Нет, они слишком гордятся своим умом. Да уж, умники, нечего сказать.

— Успокойтесь, губернатор. Я разделяю ваш патриотический пыл. Прошу простить, если произвел на вас неправильное впечатление. Вы же знаете, я по своей природе человек недемонстративный. — Бакка улыбнулся. — Если я молчу, когда вокруг меня поют осанну, то это только потому, что медведь мне на ухо наступил. Мое предназначение — анализ грязных подробностей, на которые лидер обычно не обращает внимания, но тем не менее они, скапливаясь, превращаются в горы и становятся преградой на его пути. Тут появляюсь я и показываю, как можно эти горы обойти, чтобы пойти к цели кратчайшим путем. Тем не менее решение всегда остается за лидером.

Глабрион умиротворенно проворчал:

— Видно, вы что-то хотите предложить. Я вас за это время изучил.

— Вы правы, — ответил прокуратор. — Дело касается колонии беженцев Иса, той, что в Аквилоне. — Он заметил, что в губернаторе снова закипает раздражение, и заторопился: — Выслушайте меня, прошу вас. Вы все время хотели, чтобы я…

— Давно пора. Я два года твержу вам: надо что-то делать. Уже полгода прошло с тех пор, как представитель, выбранный вами, приехал оттуда с пустыми руками.

— Он ездил туда не как сборщик налогов, — напомнил ему Бакка. — Налоги в Аквилоне собирают вовремя и в полном объеме. Ситуация бессмысленная, это нас и раздражает. — Я понимаю, губернатор, вы проявили ангельское терпение, особенно по сравнению с Нагоном Демари. Тот, как змея, так и брызжет ядом. Иногда мне с трудом приходится удерживать его от резких, иногда жестоких поступков. Вы понимаете, к чему это может привести. У Грациллония есть могущественные… друзья? Во всяком случае, это люди, которые считают его полезным. Они хотят подождать и посмотреть, каковы будут решения на высшем уровне.

— Нет! — вышел из себя Глабрион.

— У империи сейчас другие заботы.

— Тем не менее… не следовало мне поручать вам это дело. И письма у вас вышли какие-то неубедительные, вялые, вы не убедили их в том, что это важное дело не терпит отлагательства. А тем временем Грациллоний делает что захочет, без оглядки на закон, словно… словно он возглавляет федерацию. Сколько мне придется это терпеть? Все, больше я терпеть не намерен.