Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – ярл Страница 67

До слуха донесся его рокочущий, исполненный силы голос:

– Леди Изабелла!.. Сама судьба привела меня сюда в момент, когда герцог отбыл со своим безумным предприятием на Север…

– Почему уж таким безумным? – спросила она, защищаясь. – Он всегда все продумывал…

– Но не сейчас, – возразил мужчина. – Не знаю, что толкнуло такого ранее холодного и расчетливого человека на рискованный, даже опрометчивый шаг, не побоюсь этого слова, но он может сломить голову. Я бы не оставил вас на его месте.

– Граф, граф, – сказала она предостерегающе. – Он вернется! Вернется с победой.

– Но сейчас его нет…

Она засмеялась, я с удивлением услышал в ее голосе нежность.

– Граф, мы уже не молоды.

– Это я не молод, – возразил он с жаром, – но во мне бьется все то же пылкое сердце!.. А вот вы все так же молоды и горды, прекрасная Изабелла. Леди Дезда была хорошей и доброй женщиной, но я слишком часто для почтенного мужа, пребывая в законном браке, вспоминал вас, леди Изабелла. И когда Господь забрал Дезду к себе, пусть земля ей будет пухом, я уже не мог изгнать ваш образ из памяти. И едва король предложил сопровождать в инспекционной поездке по приграничным крепостям, я согласился с тайной надеждой, что вдруг да удастся завернуть к вам…

Я не видел ее лица, но голос ее был тих, в нем прозвучала грусть:

– И этот дождь сыграл с нами злую шутку…

– Леди Изабелла, в моих краях модно быть безбожником, но сейчас я готов поверить, что сам Господь послал этот ливень, чтобы дать нам возможность встретиться!

– Ах, дорогой Вирланд…

– Леди Изабелла, а вдруг эта встреча не случайна? Пусть Бога нет, но что-то же есть? Судьба, фатум…

Она покачала головой, однако в голосе я уловил странную нежность:

– Граф, судьба проявила свою волю, когда меня выдали за Готфрида, а вас король послал на границы с варварами…

– Я не погиб, – возразил он, – как рассчитывал король! С той поры сменилось четыре короля, а я лишь приумножал владения, становился могущественнее. Уже не безымянный однощитовик, а сеньор, под рукой которого пять тысяч рыцарей! А за последний мой рейд я получил прозвище Зальского… Так что судьба последнего слова еще не сказала, дорогая леди Изабелла.

– Вирланд, Вирланд…

Мне почудилось, что в голосе герцогини все больше нежности, что и понятно, каждой льстит, что мужчины их помнят, да еще так долго помнят, а я наконец вспомнил, что подслушивать нехорошо, хоть и приятно, потому нужно как-то балансировать между приятным и положенным, так что поподслушивал немножко и хватит, дай и другим погрешить, замедлил шаг, свернул на веранду и осмотрел сверху двор.

В большом зале продолжается пир, уже знаю по опыту, что так может тянуться сутками, а во дворе впятеро больше слуг таскают воду, дрова, выкатывают боч–ки с вином, тащат огромные окорока, желтые круги сыра…

Солнце уже на западной части неба, скоро начнет опускаться к горизонту, но день тянется, как последняя капля клея, что вытянулась уже в струну, вот-вот оборвется, но все никак не может прервать ниточку.

Я поймал себя на том, что иду по периметру, присматривая за порядком, оценивая, прикидывая, стараясь понять, во что все это выльется. Прошел южную башню, где приближают будущее алхимики, затем по коридору до восточной, здесь меня встретили враждебно настроенные молодые рыцари и объявили, что в этой башне расположился Его Величество со свитой, посторонние сюда не допускаются…

– Я не посторонний, – ответил я миролюбиво, – но вы правы, правы. Безопасность соблюдать просто необходимо!.. Я сейчас уж пройду через холл, раз уж здесь, не поднимаясь в верхние покои, и обещаю, что не появлюсь здесь до отъезда Его Величества как сам, так и велю не тревожить эту часть замка нашими людьми… так пойдет?

Молодой, но с виду бывалый рыцарь сказал по-деловому:

– Все прекрасно, сэр. Я рад, что вы понимаете, как важно и как трудно охранять венценосную особу. Спасибо за сотрудничество!

Я откланялся, прошел через холл, подумал и вышел во двор. На булыжниках полыхают костры, слуги жарят мясо на углях и на прутьях, по рукам ходит бурдюк с вином. Я двинулся медленно и пугающе грозно, насупленный и сверкающий очами, разговоры стихали, а за спиной после долгого молчания возникал почтительный шепот, словно ветер шуршит старыми тряпками.

Перед входом в северную башню в бочках ярко горит смола, высокие факелы взметывают оранжевые языки чуть ли не до самого верха стены. Солнце уже на той стороне неба, во двор пали густые тени. Скорее бы вечер и ночь, должны угомониться после такой тяжелой дороги…

На входе встретил пару испуганных и молчаливых слуг из местной челяди, один уже с подбитым глазом, оба сорвали шапки и низко кланялись. Как там герцогиня, мелькнула мысль, обе ее дочери, леди Бабетта… ну, эта не пропадет, это в ее покои должны стремиться попасть подвыпившие и разгоряченные жареным мясом с острыми специями гости… Лишь бы только в ее.

В большой холл притащили пару столов, несколько молодых дворян пьют и лапают служанок. Те смеются, раскраснелись, довольные, все же лучше, чем когда то же самое проделывают конюхи, не успев отмыть руки от навоза. Я быстро посмотрел на лестницу, там в кружок собрались пятеро молодых и сильно выпивших вельмож, громко смеются, один все время пытается петь, ему совали в руки кувшин с вином.

Я направился к ним, краем глаза заметил, как от другой группки отделился рослый человек, единственный оставшийся в доспехах, правда, легких, двинулся мне наперерез. Я тут же развернулся к нему, это тот рослый воин с суровым лицом, которого я определил как тип полководца, Вирланд Зальский, кажется, так его называют. У меня плохая память на лица, но этого не запомнить трудно: даже без сверкающих доспехов исполнен мощи и достоинства, загорелый, выправка профессионального солдата. Не знаю, сколько ему, определять на глаз не умею, но в его возрасте уже покидают седла и пересаживаются в мягкие кресла, где в тиши кабинетов пишут воспоминания.

Рослый, крупный, сильно раздавшийся в поясе, брюхо старается перевалиться через пояс, но тот широк, а пряжка не пряжка вовсе, а целая металлическая тарелка, что и живот вроде бы невзначай защищает, и требуху держит на месте.

Он оглядел меня глубоко запавшими глазами из– под могучих надбровных дуг, не всяким топором рассечешь, сказал с хмурым одобрением:

– Хорошая реакция…

– Вы о чем? – спросил я с понятной настороженностью.

– О стойке, – ответил он. – Правой рукой меч, левой хватаете вот эту кастрюлю, как щит, ногой переворачиваете стол… Тех пятерых рубите, как траву, со мной чуть труднее, но вы уверены, что сладите… верно?

Я кивнул, удивляясь, увидел все точно. Он засмеялся, довольный.