Ольга Вешнева - Мясорубка Фортуны Страница 67

Убийственная статья отправится гулять по городским интернет-порталам, обрастет комментами на форумах. Народ переполошится, выйдет митинговать к Белому дому. Старушки и студенты с транспарантами потребуют справедливого наказания для нарушителей закона. А его, Юрия Шмыгина, сразу же убьют главные герои статьи. И будут горожане со слезами на глазах нести цветочки на могилку отважного журналиста, погибшего за правду. У его дела найдутся продолжатели… Каша заварится по новой. Но вампира все-таки убьют, Смолина отправят в отставку, Лизу сместят с должности генерального директора мясокомбината, Сатибо с его бандой вышлют в Японию. Трусливый мэр от всего открестится, скажет, что ничего не знал, не видел, какие скользкие делишки творились за его спиной. Он пообещает усилить меры по обеспечению безопасности. Волна митингов спадет. Горожане заживут как прежде.

«Если бы я женился на Ленке из соседнего подъезда, и мы растили бы детей, я не мог бы так спокойно умереть», — идя по тихой аллее, заметенной опавшей листвой, Юрий не заметил, как начал рассуждать вслух. — «Я стыдился бы посмотреть в глаза жене и детям, боялся бы с ними попрощаться. Хорошо, что у меня нет детей», — тут журналист подумал о родителях и младшей сестре — второкласснице Даше. — А родичи — ничего, переживут. Дашка станет единственной наследницей трехкомнатной квартиры. Не надо будет делить недвижимость или брать ипотеку. Сеструха нарожает кучу детей. Род Шмыгиных продолжится».

Юрий храбрился, но в его душе скреблись кошки. Разбитое сердце побаливало. Как он любил Лизу Багрянову!!! Как радовался их встречам для фотосессий и интервью!!! Кликал за нее в интернет-голосовании по сто раз на дню, чтобы она победила на конкурсе красоты! Он считал ее самой красивой, самой доброй, а она оказалась преступницей. Как обидно! Как больно! Самые нежные чувства растоптаны в прах!

Хорошо развитая интуиция предупредила Юрия о преследователях. Или случайно пролетавший мимо призрак шепнул ему на ухо: «Будь осторожен». Юрий обернулся. Время как будто притормозило. Журналисту показалось, что он попал в кадр замедленной видеосъемки. Вот с разных сторон аллеи на асфальтированный тротуар выходят дружки Лизы… Сатибо медленно извлекает нож из-под куртки и переходит с шага на бег… Мираи, пригнувшись, срывается с места почти как спортсмен на старте…

Юрий пересек шоссе, пролетел перед носом синей легковушки и побежал к рынку «ДОН». Рынок славился крысами, антисанитарией и рукоприкладством. Достаточно было пожаловаться на обвес, или высказать еще какую претензию, чтобы получить хороших тумаков от продавщиц, охранников, руководителей базара или от всех сразу. Возмущенные горожане строчили жалобы на злополучный рынок во все инстанции от администрации до прокуратуры. Писали и губернатору, но указания решить проблему спускались на муниципальный уровень, то есть в администрацию, где они пропадали без следа. Рынок продолжал жить своей жизнью, и волочаровцам оставалось надеяться на чудо — а именно, на то, что губернатор во время тайного визита зайдет на рынок «ДОН» в качестве покупателя и получит там по башке.

Шмыгину однажды наставили синяков на этом рынке за фотосъемку жирных крыс, толпами выбегавших из-под горящего ларька. Журналист решил спровоцировать давних недругов на новую драку, и стравить охранников с самураями, чтобы самому под шумок сбежать. Ему нельзя умирать раньше, чем народ узнает страшную правду о Лизе Багряновой.

Пробираясь на рынок окольным путем, Юрий подлез под трубу теплоцентрали. Он совершил большую ошибку, и был вытащен самураями за ноги.

Люди на автобусной остановке возле рынка проигнорировали его крики о помощи. Не нашлось смельчака, готового броситься на защиту парнишки. Самураи затолкали Юрия в призовой «Лексус» и привезли ко мне.

— Здравствуйте еще раз, Юрий Сергеевич. Прошу меня извинить за вашу некомфортную доставку сюда. Я должен был вернуть вас, чтобы мы могли расставить все точки над i. При первой встрече мы с вами немного не поняли друг друга. Произошло опасное недоразумение… — мне трудно было говорить с напуганным до полусмерти человеком, вжавшимся в деревянное кресло и стиснувшим сумку с фотоаппаратом как котенка.

Мы беседовали в кабинете Филиппа. Я сидел за его столом в вертящемся кожаном кресле, как большой начальник. Сатибо стоял за спиной журналиста, а Кампай тыкался носом в колено пленника, выпрашивая печенье со стола.

— Жалеешь о том, что не успел меня доесть? — в широко распахнутых глазах журналиста я увидел отчаянную злобу, досаду и осознание собственной обреченности.

— Я не собирался тебя есть, — я подумал, что перейдя на «ты», нам проще будет достичь взаимопонимания. — И укусил тебя не я.

— Не ври. Хочешь меня слопать — валяй.

— Ты умный человек, Юра. Подумай хорошенько, разве стал бы я при моем шатком положении в обществе разрушать только-только наладившуюся жизнь? Стал бы я огорчать мою ненаглядную Лизоньку нападением на человека? За твое съедение она выставит меня вон из своего дома и снимет с пищевого довольствия. Бегай, Тихон Игнатьевич, за косулями по лесам.

— Я так и понял, что ты живешь на содержании.

— Пойми и то, что я не кусаю людей. Есть мне что ли нечего? Или ты считаешь себя вкуснее овцы? Что ел на завтрак?

— Кофе с чебуреком.

— Кофеин и холестерин. Стал бы я рисковать ради такой отравы!

Юрий замялся, не зная, что ответить. Страх понемногу отпускал его.

— Ты мне нравишься, Юра. Не так, как модельер Вадик нравится модельеру Славику, и не так, как посетителю ресторана «Дырявый Джо» нравится свиная отбивная, а просто по-человечески. Ты смелый, любознательный, радеешь за правду. Я был точно таким же…

— Триста лет тому назад? — Юрий впервые улыбнулся.

— Двести лет назад, — уточнил я. Почему люди прибавляют мне лишнюю сотню лет? Вроде бы я совсем не старо выгляжу. — В юности я то искал сакральный смысл жизни, то ударялся в полное безверие. Я жаждал справедливости, мечтал о мировом переустройстве, водился с умнейшими людьми, меня угораздило принять участие в заговоре против императора… Родись мы с тобой в одну эпоху, мы могли бы стать неразлучными друзьями.

— Ты хочешь обратить меня?!! Не надо! Лучше съешь! Я не смогу тогда фотографировать, а значит, не смогу и жить.

Я тяжело вздохнул.

— Эх, до чего трудно говорить с современными людьми! Ты им и так, и сяк, а они… ровным счетом ничего не понимают из того, что ты пытаешься им втолковать. Юрий Сергеевич! Я не хочу тебя ни кусать, ни обращать. Пальцем к тебе не притронусь… Вот тебе линейка.