Кира Измайлова - Наследство Страница 68

Признаться, Монтрозу все виделось далеко не в столь радужном свете, но надежда еще оставалась. Хлипкая, едва живая… принцесса сама и пробудила ее к жизни, заговорив о «надежном месте». Тоже, конечно, не ахти какая идея, и хозяев этого «надежного места» не хотелось бы ставить под удар, случись что, и принцессу одну оставлять не след, но… Она права. В одиночку Генри будет куда меньше бросаться в глаза, доберется если не до самих Хоуэллов, так хоть до их доверенных лиц, а там уж можно и побрыкаться!

Ладно, решил он наконец, об этом можно подумать позже. Сейчас важнее добраться до Барри, а если его предположение окажется верным, если увиденный принцессой дымок им обоим не померещился, тогда многое упрощается.

Местность постепенно шла под уклон, и Монтроз знал, что еще до заката они увидят одно из главных чудес этих земель. Интересно, как отреагирует принцесса? Видела ли она когда-нибудь подобное? Ему было искренне интересно…

…Земля шла под гору, лошади вдруг пошли бодрее, будто почуяли жилье (может быть, и так, Мария-Антония не могла предположить), а потом Генри вдруг придержал коня, принцесса тоже натянула поводья.

— Смотри, — сказал он, указывая вперед. — Видишь?

Она присмотрелась: там, не так уж далеко, что-то блестело на солнце, искрилось так, что больно делалось глазам, и это что-то простиралось от края до края равнины, показавшейся вдруг Марии-Антонии какой-то слишком уж зеленой и яркой, будто дождь смыл с прерии многодневную пыль… только дождя ведь не было! И в воздухе, жарком стоячем воздухе, не тронутым никаким ветерком, повеяло вдруг чем-то таким знакомым, какой-то свежестью, что ли…

— Майинаха, — торжественно произнес Генри. — Великая река прерий. Раньше, говорят, текла точно с запада на восток, а после Катастрофы маленько поменяла русло, теперь уходит южнее… Вот мы с ней и пересеклись, наконец!

— Это река? — Мария-Антония рассматривала открывающийся впереди простор, не веря глазам своим. — Она же… огромная!

— Это уж точно, — хмыкнул Монтроз. — Говорю же — великая река! Я слышал, на Черном континенте есть еще крупнее, у московитов тоже больших рек — хоть залейся, но я там не был, врать не буду. А тут она одна такая. Поехали, что стоим? Я, не поверишь, так мечтаю окунуться, что сейчас вперед коня поскачу!

Девушка невольно улыбнулась и подстегнула усталого мерина. Тот, однако, вовсе не возражал и охотно прибавил шагу: ему, должно быть, тоже не терпелось «окунуться»…

Чем ближе они подъезжали к Майинахе, тем острее Мария-Антония осознавала, что все виденные ею до сей поры водоемы, не считая моря, разве что, — суть жалкие ручейки и лужи рядом с этой колоссальной рекой. Должно быть, доплыть до другого берега не сумел бы и самый опытный пловец, а по самой реке вполне можно было пускать баржи, а то и парусники — места бы им вполне хватило! И как не хватить, если рассмотреть противоположный берег, и то не удавалось!

— Это она тут спокойная и разливается широко, — словно подслушал ее мысли Генри. — А у Ледяных гор, откуда она течет, — вот там поток так поток! Даже не подходи, с ног сшибет! А если уж половодье или там в горах гроза пройдет, тогда и вовсе спасайся, кто может…

Усталые лошади тянулись к воде, и Генри, дав им остыть, позволил животным подойти к берегу. Те мигом забрались по брюхо в воду и теперь блаженствовали.

— Здесь и остановимся, — решил Генри, оглядев берег. — Место хорошее, берег пологий, вон, даже кусты какие-то растут. На костер не хватит, конечно, но всё приятно — хоть какая-то зелень! Эх! Были бы снасти, можно было б рыбы наловить!

— Хоть воды вволю, и на том спасибо, — усмехнулась Мария-Антония. Река манила к себе нестерпимо, но…

— Ты как хочешь, а я пошел, — сообщил Генри, скидывая рубашку и сапоги. Оставшись в одиних штанах, он оглянулся на принцессу, залихватски подмигнул: — Вот и кусты пригодились! То есть мне всё равно, но поскольку ты дама благородная, не буду тебя смущать!

— А ты что же, Генри Монтроз, полагаешь, будто благородная дама в жизни своей голого мужчину не видела? — не удержалась девушка. — Я, если помнишь, успела замужем побывать.

— Оно, конечно, так, — серьезно сказал он, — но приличия есть приличия. Не знаю, как у вас было, а у нас девицы из хороших семей и после замужества не всегда мужа без штанов видят!

— А как же?.. — поразилась Мария-Антония.

— В темноте, — с удовольствием ответил Генри, шлепая босыми ногами по воде, — под одеялом и это… в специальной, стало быть, ночной одежде. Чтобы ничего даже случайно не увидеть!

— Ты врёшь, — убежденно сказала девушка. — Такого не может быть! Я допускаю, что девушка из хорошей семьи может до свадьбы не иметь понятия об отношениях мужчины и женщины, но уж после-то замужества она должна бы…

— Нет, ну я же не обобщаю, — Генри остановился и обернулся. — Есть и такие, что все знают… задолго до свадьбы. А так — у кого какая семья, у кого какая вера… А у благородных вообще много закидонов!

— А ты как-то подозрительно осведомлен об этом, — заметила Мария-Антония. — Доводилось просвещать несчастных девиц и замужних женщин?

— А как же, — с чувством собственного достоинства ответил Монтроз и окончательно скрылся за кустами. Оттуда донесся шум, будто плескалось целое стадо бизонов, — это Генри полоскал одежду. — Всячески способствовал… развитию талантов. Правда, иногда приходилось уходить по крышам…

Мокрые штаны повисли на кусте, снова плеснуло, а когда Мария-Антония взглянула на реку, голова Генри виднелась уже довольно далеко от берега. Плыл он уверенно, и раненая рука его определенно не беспокоила. Да и нечему там особенно было беспокоить, через несколько дней и следа не останется!

Девушка усмехнулась и взялась разбирать припасы — осталось всего ничего, ну да, может быть, до поселедния удастся дотянуть. И вправду, рыбы бы наловить! Если с солью, ее и сырой можно съесть, а соль в наличии имелась. Только снастей рыболовных нет, а вряд ли тут водится что-то такое, что можно бить острогой. Опять же, и острогу взять неоткуда, если только вон из кустарника палку поровнее вырезать да привязать к ней нож…

Задумавшись, принцесса не сразу сообразила, что фырканье и плеск поутихли.

— Тони, — раздался удрученный голос Генри. — Эй, Тони…

— Что?

— Я идиот, — просветил Монтроз. — Я одежду-то не взял. Ты это… зажмурься, что ли, я вылезу…

— Лезь так, — усмехнулась она. — Я не испугаюсь.

— Ну ты не понимаешь, что ли? Тони!..

— Прикройся лопухом.

— Нет здесь лопухов и кувшинок тоже нет! Тони!

Девушка только покачала головой: похоже, в нынешние времена чрезмерной стеснительностью страдали не только благородные девицы.