Дженни Вурц - Корабли Мериора Страница 68

— Как ты? Стало хоть немного лучше?

Халирон закрыл единственный зрячий глаз. Старика по-прежнему била дрожь, кожа на щеках обвисла складками, как мокрая ткань; глубоко запавшие глазницы делали лицо похожим на череп.

— Признаюсь, моим костям не понравилось, как с ними обошлись вчера.

Аритон проглотил комок слюны. Сострадание наотмашь ударило его, забирая последние крохи сил. Упершись в стиснутые за спиной кулаки, он застыл. Время двигалось еле-еле. Шумела вода в ручье, пересвистывались дрозды. Проскакал и скрылся за поворотом дороги очередной отряд копьеносцев. По другую сторону, внизу, Дакар с проклятиями пробирался к ручью, застревая в зарослях орляка и спотыкаясь о камни.

— Аритон,- вдруг позвал его Халирон. Старик говорил громко, но с трудом. Неужели еще вчера у этого человека был ясный, звучный голос? — Возьми мою лиранту. Что-то случилось с моей левой рукой. Она потеряла чувствительность, и пальцы отказываются шевелиться. Вчера я спел последнюю песню. Отныне звание магистра переходит к тебе.

Аритон разжал пальцы и вновь их стиснул. Внешне он оставался неподвижным; протест его был внутренним. Возразить своему учителю он не решился, а потому ответил просто и без увиливаний:

— Сочту за честь.

Халирон облегченно вздохнул и как-то сразу обмяк.

— Мне нравится твоя прямота.

На морщинистых щеках появилась слабая улыбка.

— Я не ошибся в тебе: ты обязательно станешь великим менестрелем. Ты непременно превзойдешь меня силой таланта. Быть может, ты вернешь людям гармонию паравианского мира, которую по всей Этере вытеснили распри, войны и прочие беды нашего времени.

— Это все прекрасные мечты,- перебил его Аритон. У него вдруг сжалось сердце, и он отвернулся. Стало тихо. Только пони, которого не распрягали, тряс гривой и помахивал хвостом, отгоняя назойливых мух.

— Нет, это не мечты.

Халирон с трудом высунул из-под одеяла руку и коснулся руки своего преемника. Рука старого менестреля была слабой и совсем холодной.

— Наступит время, и паравианцы обязательно вернутся на Этеру. Содружество не теряет надежды.

Болезненная улыбка на его губах стала чуть шире.

— Я хочу увидеть, как в Инише восходит солнце. Летом оно встает прямо над речным устьем. Я обязан дожить до этого времени.

Единственный зрячий глаз ненадолго заблестел. Халирон криво усмехнулся.

— Я по горло сыт Дакаром.

Рука старого менестреля безжизненно опустилась на одеяло, словно это справедливое признание вытянуло из Халирона остатки сил. Веко над зрячим глазом снова закрылось.

— В общем-то, ради освобождения Дакара я был совсем не против поиграть на вчерашнем пиршестве и даже стерпеть выходки этого мерзавца-мэра. Правда, я не думал, что мой конец будет таким. Но сейчас мне все равно. Главное — вернуться домой. Перед смертью я обязательно хочу помириться с семьей.

Аритон встрепенулся и, стараясь сохранить хоть крохи самообладания, поправил неудобное ложе старика.

— Тебе сейчас нужен покой. Если сможешь, поспи. Как только мы отъедем подальше от Джелота, я найду тебе и кров, и лекаря.

Но прошел день. Сумерки покрыли окрестные лесистые холмы и дорогу, а повозка с Халироном проехала не более трех лиг. В течение дня путникам еще дважды приходилось прятаться от рыскавших по дороге головорезов. Завесы рукотворных теней, создаваемые Аритоном, уводили их по ложному следу. Однако наемные убийцы были упрямы и не желали возвращаться в Джелот с пустыми руками. Разбившись цепочками, двуногие ищейки принялись обшаривать придорожные кусты и ближайшие к дороге подозрительные участки леса. Скорее всего, у них были припасены факелы, чтобы продолжить поиски в темноте.

Вскоре после заката небо покрылось облаками. В воздухе повисла дождевая морось. Дакар молчал и только сердито сопел. Он отпустил поводья, позволив пони самостоятельно вышагивать по быстро раскисающей дороге. Крашеные спицы колес быстро стали свинцово-серыми от грязи. На пути то и дело попадались лужи, и тогда к летящим из-под колес глинистым комочкам добавлялись водяные брызги. Закутанный во все, что имелось в повозке, Халирон лежал, не шевелясь.

Аритон сидел у заднего борта, прижав колени к подбородку. Эта поза отчасти спасала его от изматывающих судорог. Телесные последствия своего вчерашнего выступления он выдерживал стойко, не позволяя себе ни малейшего стона. Магической выучки Дакара хватало, чтобы понять, как тяжко сейчас Аритону, однако он не испытывал к наглому обманщику ни капли жалости. Аритон тоже понимал желание Безумного Пророка сполна насладиться местью. Поэтому он стискивал зубы и не собирался просить о помощи.

Ни состояние дороги, ни тем более состояние Халирона не располагали к дальнейшему путешествию. Наверное, это понимал даже Дакар, оглядываясь в поисках места для ночлега. Без костра им никак не обойтись; значит, придется найти уголок поукромнее, чтобы пламя не увидели с дороги. Но и слишком далеко забираться тоже нельзя — мало ли какие опасности подстерегают в лесу.

Вечер был сырой, но не холодный. Начало лета украсило обочины дороги крестовником, викой и пушистыми травами. После нескольких месяцев вынужденной жизни внутри городских стен Аритон наслаждался влажным и пряным запахом полевых цветов, перемежаемым терпким ароматом хвои. Ветер, дувший с востока, пах морской солью. Лишившись магического зрения, Аритон научился улавливать признаки времен года. Вместе со скрипом колес повозки он слышал пение земли. Издалека доносились тревожные голоса ланей; им грозила неведомая опасность. Рассекая воздух, хлопали крылья ночных ястребов, стремглав несущихся куда-то. Чтобы не мешало обычное зрение, Аритон закрыл глаза и воспринимал окружающий мир одними ушами. Он умел слышать линию горизонта, а за легким гулом облаков, в вышине, звучала невыразимо гармоничная музыка звездных сфер.

Идиллию звуков заглушило громкое ругательство Дакара. Безумный Пророк выпрямился во весь рост и дернул поводья. Кожаные ремни с шуршанием заскользили по кольцам упряжи. Пони замотал мокрой головой, и повозка резко встала. Остановка вывела Аритона из задумчивости. Как и пони, он вскинул голову, озираясь по сторонам.

Поначалу он решил, что они нарвались на рыщущих в темноте солдат. Однако вокруг не чавкали по грязи конские копыта. И сзади, и спереди пустая дорога уходила в густые серые сумерки. Даже издали не было слышно возбужденных голосов наемников. Все та же сетка мелкого дождя да хриплое кваканье древесных лягушек. Ветер лениво шевелил набрякшие листья, стряхивая с них теплые капли. Вполне обычная картина для дождливого летнего вечера. Но почему же тогда пони стоит с поднятой головой, а из всклокоченной гривы торчат его навостренные уши?