Виктор Исьемини - Предчувствие весны Страница 69

Слуги сновали с кувшинами и подносами туда и сюда... псы лаяли и хрипло рычали друг на друга, отстаивая объедки...

В дверном проеме возникла широченная темная фигура в массивном рогатом шлеме. По залу будто пронеслось дуновение холодного ветра, стихли разговоры, слуги шарахнулись прочь от входа, роняя объедки с блюд. Задрожало пламя свечей. Взвизгнула собака, которой уронили на лапу тяжелую кость... Под чьей-то неловкой рукой опрокинулся кувшин, вино алой струей хлынуло на стол, клетка с ящерицей соскользнула с колен Глоады, с треском распахнулась, ударившись об пол... Дрендарг кинулся под стол, выскочил с другой стороны, оказавшийся поблизости пес зарычал, ящерица с шипением кинулась на собаку, шейный гребень пресмыкающегося поднялся, увеличивая размеры зверька втрое. Пес с визгом кинулся наутек, Дрендарг, воинственно скрежеща чешуей, устремился в погоню. Глоада ахнула, слуги бросились врассыпную - они уже знали, что укус ящерицы смертелен. "Малыш", сам перепуганный непривычной обстановкой, с неожиданным проворством заметался по залу, распугивая собак и людей... и затрепыхался, оторванный от пола огромной рукой некроманта.

Маршал, широкий, грузный, двинулся через зал, и слуги шарахались при его приближении, а собаки - скулили и пятились, поджав хвост. Тяжелые доспехи громыхали и лязгали при каждом шаге чародея, рукоять двуручного меча покачивалась у правого рога глухого шлема. Пирующие замерли, словно погруженные в магический транс, а Глоада медленно поднималась, не сводя глаз мрачной фигуры, которая надвигалась на нее, скрежеща и звеня металлом...

Некромант обошел длинный стол и двинулся к верхней, короткой части. Представ перед принцессой, он протянул ящерицу. Дрендарг, похоже, был смертельно перепуган, он замер, убрал гребень и поджал лапки. Глоада приняла ящерицу. Маг стащил шлем и латные перчатки, швырнул на стол. Потом медленно опустился перед девушкой на колено.

- Ваше высочество, - гулко произнес чародей, - я приехал сюда ради вас.

Принцесса, одной рукой прижимая к груди ящерицу, протянула другую магу. Он склонился над узкой ладонью, затем встал. Дрендарг зашипел, выстрелив раздвоенным языком.

- Вот здорово! - громко произнес Редлихт. - Столько чудовищ!

- Ваше высочество, что вы здесь делаете, среди этого... - маршал оборвал фразу и широко провел огромной ладонью, указывая перепуганных гостей.

- Сама не знала до сих пор, - тихо произнесла Глоада. - Теперь знаю. Я ждала вас.

- Так едем?

- Я даже не стану тратить время, чтобы собрать тряпье.

- Не будь на ней обуви, она умчалась бы босиком, - заметил вполголоса Гезнур, обращаясь к отцу. - Впрочем, по-моему, все образовалось как нельзя лучше.

Только теперь маршал оглянулся на гевских королей.

- Велите слугам подготовить повозку принцессы, - буркнул некромант. - Она едет в замок Вейтрель.

- Я сам прослежу, - ухмыльнулся Гезнур, - чтобы лошадей запрягли как можно скорей.

Глоада смерила короля равнодушным взглядом и снова уставилась на пришельца. Все так же не сводя восторженных глаз с некроманта, она нагнулась, подхватила клетку и втиснула туда Дрендарга. Ящерица шипела и скребла когтистыми лапками.

Некромант сунул подмышку шлем, принял клетку из безвольной ладони Глоады и протянул правую руку принцессе. Провожаемые взглядами ошарашенных вельмож, колдун с болотницей двинулись прочь из зала.

- Я думал, для чего жить, я искал ответа, - тихо заговорил маршал. - Все это так странно... Брат-архивариус отрекся от меня, я решил, что не вернусь в Могнак... я остался один. Потом увидел тебя. Ты ведь заметила мой взгляд? Ты ехала в кибитке. Я снова обрел смысл существования, я понял, для чего живу.

- А у меня и вовсе не было жизни. Я выросла среди подонков, которые ненавидели меня и стремились лишь обидеть. Когда я была маленькой, меня постоянно били, я могла только кусаться и грозить, что отомщу, когда выросту. Если кусалась - меня били сильнее. Я плевала им в спины и жалела, что моя слюна не ядовита, как у болотной ящерицы. Я мечтала вырасти и убить их - всех до единого! Но когда я стала старше, ничего не изменилось, верней - все стало только хуже. Брат, его придворные, его девки и его мальчишки... им казалось смешным домогаться меня. Я завела Дрендарга, чтоб отбить охоту лезть... иногда я боялась уснуть. Брат пировал со своей сворой, а я боялась закрыть глаза... потому что... нет, не хочу вспоминать!

- Я никому не позволю тебя обижать.

- А они и не могли. Посмотри, видишь - вот, на рукаве? Там спрятана булавка, вымоченная в слюне малыша. Они боялись, они пакостили исподтишка.

- Я собирался уничтожить Мир, давай сделаем это вместе. Хочешь, начнем с твоих обидчиков?

- Уничтожить Мир? Зачем? Это лишено смысла...

- Мне казалось, что смысл имеется.

- Но Мир так ужасен! Он так омерзителен и гадок! Как можно уничтожать столь совершенное уродство? Я мучалась, я страдала в этом Мире, сколько себя помню. И ты желаешь, чтобы никто больше не страдал? Чтобы все закончилось вмиг? Это неверно, неправильно! Это несправедливо! Давай лучше заставим этот Мир жить и страдать, как жила и страдала я!

- Ты права! О, клянусь мечом, как ты права! С весной мое войско выступит в поход! Ты пойдешь со мной?

- Зачем ты спрашиваешь? Значит, весной?

- Весной, моя принцесса.

- Пожалуй, я помолюсь Гунгилле, чтоб скорей пришло тепло. Помолюсь впервые в жизни.

Часть 4 ТЕПЛЫЙ ВЕТЕР

ГЛАВА 37 Ливда

У моря всегда немного теплее... К тому же в Ливде и зимой ощущается влияние морского течения, согревающего Архипелаг. К востоку, в Сантлаке, и тем более в центральных областях Империи, все еще властвовала зима, а на побережье снег потемнел, осел, истекая талой водой, в воздухе пахло весной. Близость тепла пробуждала печальные предчувствия, здесь люди и в более спокойные времена постоянно готовились к худшему и ждали дурных вестей, и уж тем более - сейчас. Весной возобновится война - в этом никто не сомневался.

А уж юный граф Ливдинский знал это наверняка. Даже накануне дня рождения Эрствина не покидали мысли о грядущих бедах. Но мысли мыслями, а отпраздновать собственное тринадцатилетие он должен пышно и весело, титул обязывает.

В день рождения Эрствин был обязан исполнить множество совершенно не радующих паренька обязанностей. С утра - торжественная служба в кафедральном соборе, затем торжественное заседание Совета, после - торжественный прием, торжественное вручение подарков... Вечером - пиршество, съедутся окрестные дворяне, явятся городские нобили и прелаты... Настоящим праздником окажется тот час, когда мучения закончатся, и можно будет отдохнуть...

Противный день тянулся и тянулся, Эрствин и его оруженосец ок-Ренг сбились с ног, занимаясь приготовлениями... Юный граф едва не впал в отчаяние от необходимости решать неожиданные - и совершенно нелепые - проблемы, так что в преддверии пира он находился в состоянии, близком к истерике. Всякий новый вопрос вызывал желание послать все к Гангмару, запереться в спальне и рыдать, уткнувшись в подушку. Но - графу нельзя! Граф обязан быть рассудительным, спокойным, благожелательным. А еще - улыбаться, улыбаться, улыбаться... И никого не посылать к Гангмару.