Стигма ворона 2 (СИ) - Горина Юлия Николаевна Страница 7

— Считай, я все это уже сказал, — отмахнулся Эш.

— Эээ, нет, ничего подобного…

Воин плеснул руками в воде, направляясь к берегу. Следом за ним поплыл и Эш. Тем временем на берегу уже горел небольшой костер, а Хэн нанизывал на ошкуренную зеленую ветку тонкие розовые ломтики соленого мяса с широкими белыми полосами сала.

Выскочив на берег, Эш по-звериному потряс головой, брызгая волосами в разные стороны, и принялся натягивать на липкое мокрое тело штаны.

— Любой нормальный человек на твоем месте стал бы задавать эти вопросы, — сказал крыс, поглядывая на парня. Рубашка с оторванными рукавами прильнула к мокрой спине стигматика, набравшись влаги. Кое-где розовыми пятнами расплылись вскрывшиеся от купания порезы и раны от недавней схватки. — … И пытался бы понять, вру я или говорю правду. Но ты вопросов не задаешь. Почему?

— Может, потому что я сам собираюсь сходить в Иркаллу и вернуться оттуда. А может, просто потому что я — не «нормальный человек», — Эш подхватил в руки сапоги с обмотками и направился к костру.

Крыс проводил его удивленным взглядом.

— Вообще-то это не исключающие, а, наоборот, подтверждающие друг друга вещи, — сказал он Эшу в спину. — Зачем дингиру в Иркаллу? Эй, я с тобой разговариваю!..

Эш вытянул босые ноги к костру. Обжигающее тепло приятно лизнуло влажные ступни.

— Надо мне, — ответил он, прикрывая глаза от удовольствия, как пригревшийся кот у очага.

— Слышьте… — крякнул Хэн. — А че такое «дингир»?..

Этот вопрос был задан с такой с детской интонацией, что Эш невольно улыбнулся, а крыс и вовсе рассмеялся.

— Еще один… чудак, — сказал он, присаживаясь рядом с кузнецом. — То есть ты поехал акады знают, куда, шут знает с кем?

— Не шут знает с кем, — хмуро ответил Хэн, протянув зеленые палочки с ломтями мяса к огню. — а со стигматиком, у которого жалость в сердце имеется,

Эш вздрогнул, открыл глаза.

Жалость имеется?.. Вот каким его видит кузнец?..

Странно…

А Дарий обвинял его в жестокости.

— Про жалость — это не по адресу, — хмыкнул крыс, жадно втягивая ноздрями вкусный запах, потянувшийся от костра. — У одержимого не может быть ни жалости, ни стыда, ни совести. Ни прочих этих ваших категорий, которыми вы людей измеряете. Потому что одержимые — они в принципе не совсем люди. Так ведь, дингир? Стигматики — это хищники. Как волки или медведи. А в диком лесу нет понятия «добрый» и «злой», «жалостливый» или «жестокий». Есть только «живой» или «мертвый». Так ведь, дингир?..

Эш не ответил.

Соленое мясо весело шипело над костром, роняя тяжелые капли вытопленного жира на угли.

В словах крыса определенно был смысл. Внутренне он и сам чуял нечто подобное, просто еще не мог сформулировать так четко.

А может, просто не хотел. Потому что в этой прозрачности многое обретало не самую приятную окраску.

Хэн хмуро покачал головой.

— Так мы жеж все тут так живем, че уж. А вот чтоб красивое пожалеть себе в убыток — это нечасто бывает… Да и где ты видел, чтоб победитель в город вошел, а девок не снасильничал, домов не обобрал и не спалил у себя за спиной все, что осталось?

— Так это не жалость, а глупость, — рассмеялся крыс. — Будь у нашего дингира ума побольше, он бы не хлебом, а золотом переметные сумки набил. И рты бы навсегда закрыл тем, кто мог бы в будущем ему кашу пересолить.

— Погоди, но ведь есть стигматики, которые держат оборону на переднем крае, — возразил Эш, переводя разговор с обсуждения его самого в общее русло. — Там воины не для выгоды, а ради людей стараются.

Крыс фыркнул.

— Ты как птенец из яйца. Поверь, там те же звери, только кормятся с руки, а не вольной охотой. И делают они это не ради какой-то там великой цели, а чтобы получить птицу на грудь и уехать из этого проклятого места во Внутренний круг.

— Птицу?.. — не понял Эш.

— Орден такой, — пояснил воин. — С золотым щитом и гравировкой орла на щите.

— Так а дингиры-то что? — вернулся к своему вопросу Хэн. — Должность чтоль какая?..

— А дингиры, друг мой, это стигматики, которые сражаются друг с другом за право стать по силе равным с великими акадами и даже создать еще одну. Я все верно говорю? — спросил крыс, обращаясь к Эшу.

— Типа того, — нехотя кивнул тот.

— Вот ведь штука!.. — удивился Хэн.

— Ладно, есть давайте, — проворчал Эш, недовольный, что опять оказался в центре обсуждения.

Разделив на троих половину большого круглого хлеба, головки мелкого розового редиса и мягкий овечий сыр, все принялись за еду.

Обжигая губы поджаренным мясом, Эш впервые осознал, что действительно проголодался. И хлеб, и овечий сыр, и остро пощипывающий язык сочный редис показались ему сказочно вкусными. Доедая свой ломоть, парень спросил у Хэна:

— Слушай, мне очень понравился твой маленький нож. А сможешь мне сделать таких десяток, только чуть побольше и совсем без рукояти?

— Да смогу, че ж не смочь-то… Ежели по-трезвому… Может, даже и получше получится, — проговорил кузнец.

— Да придурь это все, — хмыкнул крыс. — Если хочешь, господин мой, давай-ка я тебе лучше один городок по пути покажу. Даже не городок, а так, деревня за стенами. Так вот там живет один мастер, у которого луки — просто лучшие! Если только не помер еще, конечно. Старый он был…

— Это чего-то мои ножи — придурь? — угрожающе спросил кузнец, приподнимаясь со своего места. — Я оружие делать умею!.. — обиженно гаркнул Хэн.

— Да остынь ты, — отмахнулся крыс. — Я не про твое умение сейчас говорю. А про то, что оружие это непрактичное. Хорошо, конечно, когда оно по-случайности в правильное место влетает. Вот только в бою поди прицелься ножичком. Да и ножичков так не напасешься, а стоить такой комплект будет побольше, чем приличный лук.

— Ну, для охоты это действительно не самое лучшее оружие, — согласился Эш. — А что касается остального… Ломоть свой вверх подкинь?.. — прищурился он.

Крыс фыркнул, выгрыз из своего куска хлеба белый комок сыра и резким броском швырнул остатки вверх и в сторону.

Рванув свой нож из ножен, Эш метнул его в хлеб. Змеиный клинок легко прошил свою пористую цель, и удерживая ее невысокой гардой, упал на землю.

Хэн охнул.

Крыс перестал жевать. Утерев рот тыльной стороной ладони, он поднялся, подошел к ножу и поднял его вместе с пробитым хлебом.

— Я впечатлен, — хмыкнул он, покрутив всю получившуюся конструкцию в руках. — Очень хорошо, правда. Конечно, реагировал ты не сам бросок, а на мое движение, но это все равно…

— Бросай еще раз, — прищурился Эш. — Из-за ивы бросай, чтобы я тебя не видел. В любую сторону, на любой высоте.

— Да ладно! — отозвался крыс, обернувшись на Эша. — Хочешь сказать, попадешь?

— Я знаю, что попаду. Причем даже без стигмы.

— Нихрена себе, — присвистнул крыс. — Да если ты попадешь в хлеб, я прокукарекаю!

— Не-а, — улыбнулся Эш. — Что мне с твоего кукареканья? Суп-то из тебя все равно не сваришь. Раз уж спорить — так на рубаху твою давай. А то мне как-то стигмой на груди сверкать не особо хочется.

— А с тебя — нож, — сказал крыс, блеснув недобрым огоньком в хитрых глазах.

Хэн, приоткрыв рот, с любопытством переводил взгляд то на одного, то на другого.

— Вы б это, поосторожнее бы… — почему-то вдруг опасливо пробормотал он. — Не ровен час…

— Годится! — кивнул Эш. — По рукам. Хотя рукоять, конечно, мешается, и тесак великоват для броска…

— То есть ты себе отступные готовишь? — ухмыльнулся крыс.

— Ничего подобного, — с азартом заявил Эш.

— Ну держись, — заулыбался крыс. — Кузнец, вставай у него за спиной! Если стигма заблестит, бей кулаком по горбу, чтоб задаваться неповадно было.

Сняв с ножа хлеб, он откусил кусок от ломтя, чтобы придать ему более правильную форму, потом подошел к парню и отдал ему оружие.

А потом, насвистывая, направился за толстую иву, склонившуюся к реке.

— Эй, давай только развернемся немного, чтобы с середины реки потом нож не вылавливать, — заметил Эш.