Евгений Щепетнов - Монах. Предназначение Страница 7

– Это столица, господин Андрей – ухмыльнулся Зоран – тут всё на виду, слухи разносятся так, что если в одном конце города испортили воздух, а в другом, через полчаса уже рассказывают, что такой-то обделался, кидался дерьмом, его забрали в тюрьму, и по дороге он плюнул на ногу императора и провозгласил себя самого императором всего сущего.

– Кошмар! Где твой мастер? Сам занавески проверю, после твоего рассказа мне теперь вечно будут мерещиться рыжие пацаны по всем углам – ухмыльнулся Андрей.

– Да мы уже и пришли. Вот – это белое здание. Видите, написано– мастер Сильбан. А для неграмотных – ножницы и гребень. У мужских мастеров – ножницы и бритва. Так что это точно женский мастер. Кстати – не удивляйтесь, он немного странный – ухмыльнулся Зоран, и спросил – может я пока что посижу в чайной? Чувствую, вы надолго застрянете. А я уже есть хочу, аж пищит всё.

Андрей выделил 'командировочные своему 'секретарю' (кстати – задумался – а ведь и правда удобно – всё знает о столице, настоящий городской пацан, советы дельные даёт – так-то неплохо иметь эдакого секретаря…), и они с Марго вошли в парикмахерскую.

Когда Андрей увидел этого цирюльника, он закашлялся, поперхнувшись, и отвернулся в сторону, чтобы Сильбан не увидел его смеющегося лица. Это был вылитый Боря Моисеев! Стареющий, ухоженный, благообразный, но…в общем – теперь было понятно, почему дамы не стеснялись делать тут интимные причёски, и почему их мужчины позволяли этому мастеру заниматься такими делами с их женщинами. По его виду сразу было ясно – что он хочет, и главное – кого он хочет.

Так-то Андрей не был гомофобом, ему на них было наплевать с высокой башни – ну занимаются своими грязными делишками, и пусть себе – они же его не трогают, и детишек не насилуют, а что там между собой, в запертых комнатах, вытворяют – пусть это будет на их совести. Господь всё равно всех рассортирует и расставит по своим местам.

– Приветствую вас, господин! И вас, госпожа! – поклонился парикмахер – чего желаете?

Андрей объяснил, чего он желает от мастера, спросил, сколько это будет стоит и оставил деньги на столике, быстренько ретировавшись, спасаясь от томных взглядов Сильбана, бросаемых на него исподтишка. Ему никак не понравилось быть предметом вожделения стареющего педераста. Пусть Дутас-Рыжий его удовлетворяет!

– Что так быстро сбежали? – радостно захихикал Зоран – неужто не нравятся такие мужчины? Так – ошибку понял, только не бейте! Ой! Ну у вас и палец! После вашего щелбана теперь шишка будет! Нет, ну зверство какое – то его жена меня поленом бьёт, то он мне мозги выбивает. Бедный я, несчастный…давайте закажем пирог с соловьями, а? Дорогой, зараза, но говорят – вкусный! – неожиданно прекратил нытьё Зоран и облизнул губы в предвкушении угощения.

– Нет. Соловьёв мы есть не будем. Я предпочитаю их слушать. Хватит и оленины – Андрей подозвал подавальщицу, сделал заказ, а потом спросил Зорана – кстати, ты так и не досказал – а что стало с Дутасом-Рыжим после того, как он приземлился на любовницу бургомистра?

– Ооо! Это эпическая история! Рыжего высекли, хотели в тюрьму закрыть за членовредительство – он своим членом ведь так навредил, так навредил – радостно заржал Зоран – но неожиданно вмешалась эта баба. Она нашла Дутаса в тюряге, выкупила его, и приняла к себе в пажи. Теперь он такой важный, носит за ней шляпки, подаёт руку, при выходе из кареты, и всё такое прочее. Денег зарабатывает неплохо. Одевается хорошо.

– А чего это она вдруг к нему воспылала? – удивился Андрей, принимая миску с пирогами и с удовольствием откусывая здоровенный кусок.

– Ну как – благодаря ему она хорошо пристроилась к судье, посасывает из него деньжонки. Но сдаётся мне, что главным фактором в её решении было то, что упал он в окно со снятыми до пят штанами, и всё его мужское достоинство было на виду. А баба-то сразу это дело просекла, запомнила! Поговаривают, что судья, человек уже в преклонном возрасте, – не может как следует обиходить любовницу…так может Дутас-то и сгодился. Не искать же ей мужчину на улице? Но это только лишь мои умозаключения! – ухмыльнулся Зоран – может он просто хорошо читает псалмы на ночь глядя! Вот и понравился даме своей праведностью.

Андрей рассмеялся, и они плотнее приступили к обеду, ожидая свою даму.

Она и вправду задержалась часа на два, отчего Андрей уже стал скучать и засобирался идти её разыскивать. Но не успел он встать со своего стула, как дверь в парикмахерскую распахнулась, и сопровождаемая кланяющимся Сильбаном из цирюльни вышла блондинка с причёской 'каре' – Андрей объяснил, как надо постричь его 'жену', и парикмахер выполнил всё по его указанию.

Получилось замечательно – светлая, почти платиновая блондинка с голубыми глазами, одетая элегантно и дорого – она сразу бросалась в глаза. Но вряд ли теперь смогли бы узнать кто-то из знакомых – по крайней мере издалека. Были длинные волосы – стали короткие, была брюнетка – стала блондинка. Вот только цвет глаз остался прежним – но тут уж ничего не поделать.

Да, существовал риск, что кто-то может её узнать – кто-то из старых знакомых, и тот же Карлос. Но что поделаешь? Впрочем – на Карлоса у Андрея были свои планы. Карлоса не было в обозримом Андреем будущем. Он просто не должен был существовать.

– Здесь пропустили! Эй, старший, давай-ка не отлынивай! – покрикивал Зоран, следя за происходящим в доме – деньги берёте, и немалые – давайте-ка, как следует работайте!

Рабочие суетились, переругивались, драили, мыли – вовсю шла работа. Дом преображался – из запылённого, запущенного строения, он превращался в чистый и светлый особняк, в котором не стыдно жить самым придирчивым к чистоте жильцам.

К вечеру всё было закончено – Андрей рассчитался с бригадиром рабочих, и те покинули дом, громко рассуждая о том, куда сейчас пойдут и чем займутся. Самым перспективным предложением, по признанию большинства членов сообщества строительных рабочих, был этот б…. трактир, где б … можно е….бабы ё…вина б….! Баб…..! Всех подряд!

Андрей усмехнулся – ему вспомнилась пародия на давнишнюю, девяностых годов прошлого века, рекламу одного банка. Реклама была очень качественной, даже на удивление, и запоминающейся – там Тамерлан поднимал камни, вспоминая имена тех, с кем пошёл на завоевание и кто погиб по его приказу. ('Отправляясь в поход, приказал Тамерлан каждому воину оставить у дороги камень. И вырос курган. И был огонь! И была победа! И возвращались они, и поднимали камни свои. Но остались камни. И последним шёл Тамерлан. И поднимал он тяжёлые камни. И говорил с ними, вспоминая их имена'.)Так пародия звучала так: 'Была стройка. И был обед. И была водка. И шёл прораб, и поднимал он их, и вспоминал он их имена!' Более виртуозного мата, как на стройке, и в армии, он не слыхал никогда. Стены выстроенных домов так же густо пропитаны матом, как намоленные иконы молитвами прихожан.