Марина Колесова - В плену королевских пристрастий Страница 7

— Меня не занимает людская молва, если я честна перед Богом. Я буду к Вам обращаться так, как Вы пожелаете, Артур.

— Благодарю тебя, моя драгоценная кузина, — он снова нежно и почтительно поцеловал ее руку, — Но если тебе действительно все равно, что о тебе думают другие, пусть тогда твой супруг будет уверен в том, что я получил желаемое.

— Хорошо, пусть так, — согласно прошептала она.

Король улыбнулся:

— А теперь прошу, расскажи мне о Боге. Не о том, о ком говорят священнослужители, а о том, который в твоем сердце. И еще о том, кто открыл тебе путь к нему. Я знаю, ты долгое время провела в горном монастыре… Расскажи. До рассвета еще много времени.

Она чуть обернулась к нему и, заглянув в глаза, мелодичным и чарующим голосом заговорила.

— Бог — это любовь. Бог — это любовь вечная, бесконечная, и ощущать ее, стремиться к ней — это уже счастье… Бог любит всех настолько, что послал себя же в образе сына своего на землю нашу грешную и принял страдания и мученическую смерть во искупление грехов всех и каждого. Эту любовь надо понять, почувствовать и открыть ей сердце и, приняв эту любовь, постараться стать достойным ее, чтобы вместить еще больше. Это путь бесконечный, потому что бесконечна любовь Божия. Откройте свое сердце Богу, и Вы ощутите любовь Божию. Она везде… В прекрасных рассветах и великолепных закатах, в пении любой самой маленькой птички и в гордом полете огромного орла. Господь дарит это всем: и богатым, и бедным, и тем, кто знатен, и тем, кто нет, и праведникам, и грешникам, всем нам, живущим… Порой мы закрываем свое сердце, потому что не можем вместить бесконечную любовь Его, погружаемся в суету обыденности и перестаем видеть то, чем он щедро одаряет нас. Перестаем ценить красоту бытия и чувствовать любовь Его.

— А что такое смерть, это тоже проявление любви Его? — погружаясь в бездну ее глаз, спросил король.

— Я считаю, что наша жизнь — это возможность для каждого прийти к Богу, открыть Ему сердце свое и душу свою. Для тех, кто успел это сделать, смерть — это начало воссоединения с Богом, а для тех, кто не успел, не смог или не захотел — это конец.

— Так на рассвете ты хотела воссоединиться с Богом?

— Вы считаете, что можно этого хотеть, когда душа твоя отравлена сомнениями, болью, отчаянием, разбита и втоптана в грязь? Я не то что хотеть, я даже мечтать, о таком не смела… Однако Господь был милостив ко мне и дал мне силы принять свою судьбу, смириться с ней. Ведь все в руках Божиих… и лишь Ему решать, кто чего достоин. Уверовавшие в свою безгрешность праведники могут оказаться менее достойными, чем раскаявшиеся грешники. Но, как видно, Господь лишь испытывал меня, послав возможность изменить судьбу… Хотя рассвет еще не наступил…

Король нежно провел рукой по щеке Алины, — Господь не только тебе открыл глаза. Ты необыкновенна.

— Скажите, мой государь… я должна знать правду. Герцог Риттенберг действительно был невиновен, и лишь я причина его казни?

— Это тебе герцог Тревор сказал? — скривил губы король, — Нет, мое сокровище… Ты ведь слышала его признание, герцог Риттенберг был не тот человек, которого можно было заставить оговорить себя. Он действительно стоял во главе заговора, и бумаги, найденные при нем, подтверждали это… я, конечно, мог бы лишь лишить его всех регалий и сослать… Но оставлять в живых тех, кто пытается свергнуть мою власть, не в моих правилах.

— Я до сих пор не могу поверить, в то, что герцог осмелился посягнуть на Вашу власть… Он был замечательный человек. Он много раз защищал монастырь и спас меня из плена… Поэтому когда отец-настоятель сказал мне, что я должна покинуть монастырь, потому что мне уже исполнилось девятнадцать лет и по закону я должна выйти замуж, иначе род Тоддов прервется, и герцог просит моей руки и у него есть Ваше согласие на наш брак, я, не раздумывая, согласилась. Я была уверена, что герцог достойный человек… Как могло случиться, что он встал во главе заговорщиков? Зачем? Ведь мы же меньше двух месяцев назад обвенчались… мы только приехали в его родовой замок, как за ним пришли стражники.

— Как меньше двух месяцев? — король изумленно посмотрел на нее, — Я дал разрешение герцогу на этот брак около двух лет назад… Он еще тогда сказал, что обвенчался с тобой, но ты не хочешь уезжать из монастыря, пока не родится наследник. Он много о тебе рассказывал, правда, никогда не говорил, какая ты красавица.

— Как больше двух лет? — в свою очередь удивилась герцогиня, — Два года назад я впервые увидела его, а он меня… Его тогда спасли монахи на горном перевале, и я выхаживала его. Потом, правда, он действительно приехал и просил моей руки, но я и помыслить не могла, что мне придется когда-нибудь покинуть монастырь. Я сказала в ответ, что отказала бы даже королю… С тех пор герцог не беседовал со мной об этом, но стал часто бывать в монастыре. Помогал возводить укрепления, отражать набеги горцев. Учил меня обращаться с оружием, стрелять, метать нож, учил некоторым приемам… Мне тогда все это несколько раз жизнь спасало… А когда однажды горцы подкараулили меня на тропе и увезли, пробрался в их лагерь и спас меня… Герцог был благороден, храбр и честен. У меня в голове не укладывается, что он мог нарушить присягу на верность своему королю и стать во главе заговорщиков…

— Он хотел сделать тебя королевой, — неожиданно рассмеялся король, — он считал, что ты этого достойна… И он был прав. Когда-нибудь я сделаю тебя ею.

— Нет, мой государь, — герцогиня почтительно склонилась перед ним, — у Вас уже есть королева… Вы обещали, что не предпримете ничего против нее… а у меня теперь вновь есть законный супруг.

— Не будем заглядывать вперед. На все воля Божия, — король согласно наклонил головой, — Скажи лучше, почему ты оказалась в монастыре и как ты пришла к Богу.

— Как там оказалась… — Алина задумчиво подняла глаза кверху. — Вы, наверное, знаете, что моя мать умерла при родах, а мой отец, герцог Тодд, был однолюбом, поэтому он отказался жениться еще раз. Он очень страдал оттого, что моя мать умерла, и не мог простить мне, что именно я стала причиной ее смерти, поэтому он отказался видеть меня. Пока я была маленькой, няньки старались сделать так, чтоб я никогда не попадалась на глаза герцогу. А однажды, когда мне было лет семь, я сама пришла к герцогу в надежде заслужить если не его любовь, то хотя бы его внимание… я пыталась объяснить, что люблю его… но он отправил меня в горный монастырь, где в двух небольших обителях жили семь монахов и четыре монахини. Герцог Тодд знал когда-то отца-настоятеля и написал ему, и он согласился взять меня на воспитание. Я попала туда отчаявшимся ребенком, не ждущим ничего хорошего от жизни, ненавидящим весь мир и в первую очередь собственного отца, потому что я не могла простить ему, что он не любил меня и отверг мою любовь… И там, среди голых скал и очень тяжелой жизни я, к собственному огромному удивлению, нашла столько доброты, любви и ласки, что этого хватило с лихвой и чтобы вылечить мое разбитое сердце, и чтобы суметь открыть свое сердце для любви того, кто любил меня всегда — любви Божией, — герцогиня помолчала немного, а потом добавила: — и чтобы суметь простить отца. Хотя сумела я это сделать лишь после его смерти. Он так и не захотел перед ней со мной встретиться.