Татьяна Зингер - Леди Теней Страница 7

— Сольд, возвращайся. Я скучаю по тебе.

Он скучает?.. Не может быть!

Мое недоумение потонуло в поцелуе, горьком как лебединая песня.

Глава 2

Я скучаю по тебе…

Мой будущий супруг, правитель Пограничья, жесткий и подчеркнуто равнодушный, умел испытывать чувства. К этой мысли привыкнуть бы! Она казалась столь чужеродной и дикой, что я отторгла её, списав на невозможность. Быть может, Трауш из снов и соскучился, но явно не тот настоящий, для которого наше обручение — ошибка.

Проснулась я к полудню, когда по комнатам поплыли ароматы мясного рагу, фирменного блюда поваров академии. Но вместо того, чтобы отобедать со всеми адептами и преподавателями, я предпочла сходить за вещами. Негоже леди шастать в платье, заляпанном грязевой водой.

После долгой прогулки по центральной площади я забрела в чудесную лавку. Торговка той значительно обогатилась, а я хоть и потратилась, зато приобрела четыре платья разной степени приличия: от строгого в пол с высоким воротником и оборками на груди до модного в нынешнем сезоне короткого, чуть ниже колена, за ношение которого ещё лет сорок назад бы казнили без суда и следствия. Кроме того, взяла новую куртку, сапоги, штаны и несколько рубашек. В общем, счастью моему не было предела. В таком виде разгуливать по академии не только не стыдно, но и приятно.

К вечеру студентов-гуляк прибавилось, и внутренний двор чуточку оживился, становясь похожим на запечатленный в памяти.

— Это же она, — услышала я шепотки, когда проходила у фонтана.

Мальчонка, которому едва ли исполнилось десять лет, бесстыдно ткнул в меня пальцем. Его друзья что‑то зашептали, захихикали. Это, бесспорно, я, но какую «я» они имеют в виду? Изгнанную с позором или ту, что обручилась с лордом Теней?

На кухне кипела работа. Единственное место, суета в котором не утихала ни днем, ни ночью, ведь чтобы прокормить всех обитателей академии, недостаточно ни десятка поваров, ни заклинаний, ни амулетов, ни чудодейственных агрегатов. Я выпросила у первой попавшейся кухарки миску наваристого супа и уплела его в один присест.

Чем бы заняться дальше? Идти к Розеншалю опасно, наведаться к матери всегда успею. И я решила прогуляться по коридорам, которые изучала шесть лет. Заглянула в библиотеку. Книги пахли несравненно: бумагой, старостью и истинной мудростью; каждая их страница искрила от энергии. Я полистала учебник по травам, достала из середины засушенный подорожник, раскрошила тот в пальцах. И ушла дальше, понимая, что ни одна из учебных книг мне больше не пригодится — даже знахарям не обойтись без магии. Побродила у кабинетов, заглянула в жилые помещения. И везде меня встречали и провожали одинаково настороженными, а иногда — что хуже! — жалостливыми взглядами.

А потом я натолкнулась на жуткого во всех смыслах ректора Гордеиуса, которого боялись все от мала до велика. Он, похожий на ворона, весь в черном, мрачный и до синевы бледный, говорил тихо, с присвистом и смотрел на всех свысока. Обращаться к нему можно было только как «Истинный архимаг, избранный советом и богами, достопочтимый управляющий Гордеиус», но за глаза его называли Злодеиусом обыкновенным. Между адептами даже хаживали слушки, будто в роду его затесались тени — и, разумеется, от того он казался лишь страшнее.

Кстати, натолкнулась я в самом прямом смысле, то есть чуть не сбила с ног на повороте. Сначала он пытался вспомнить, кто перед ним, потом долго не понимал, откуда я тут взялась. А я, рассматривая своего бывшего ректора, осознавала: не такой уж он и страшный, скорее — малоприятный.

— Здравствуйте, — чуть поклонилась.

— Если не ошибаюсь, ваше имя — Соль? Вы — дочь Леневры Рене?

— Сольд, — поправила я.

— И, насколько я помню, — Гордеиус скрестил руки под грудью, — вы были отчислены три года назад.

— Именно, за недостаток истинных сил.

— Так что же вы, простите, здесь делаете? — Его голос стал походить на змеиное шипение.

— Живу по приглашению декана светлого факультета.

Мои туманы бесились, рвались в атаку, но мощное защитное поле ректора разбивало их в облачка. Сам Гордеиус чувствовал вторжение и даже осознавал, какого оно рода, но не спрашивал. Что ему до пустяковых туманов, когда сам он способен сотворить шторм?

— Уважаемая Сольд Рене, — впалые щеки напряглись, — если вы причините академии малейший вред, не важно, материальный или энергетический — вы будете осуждены по законам совета верховных магов, невзирая на то, что никакой вы не маг.

Он буквально плюнул в меня этой правдой и, обогнув, величественно удалился. А я ощутила себя той шестнадцатилетней девчонкой, которая когда‑то могла зажечь огонек, а теперь разучилась, и ректор, посмотрев на неё без капли сострадания, объявил:

— Ваша судьба поставлена на чашу весов.

Осматриваться резко перехотелось. Я закрылась в комнате и, упав на подоконник, пялилась на внутренний двор, к ночи вновь опустевший. В дверь постучались.

— Здравствуйте. — На пороге топталась девочка лет пятнадцати, конопатая, пухленькая. — Светлый декан приставил меня к вам личным помощником.

— Думаю, он ошибся, — я покачала головой. — Мне ни к чему прислуга.

— А я не служанка! — В глазах девочки заблестели слезы. — Я будущий колдун!

Вот только от чего слезы, если она отмечена богами? Кажется, передо мной одна из тех семерых, лишившихся резерва, но живущих по разрешению Иттана.

— Присядь. — Я указала на единственный стул, а сама забралась с ногами на кровать, подобрала под себя юбку. — Расскажи, что произошло?

Девочка помотала заплетенными косами. Шмыгнула носом и, как полагается, разревелась.

— Всё было нормально… а потом… не стало.

— Ты ощутила что‑нибудь необычное перед этим?

Девочка поджала губы.

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что пережила то же самое. В шестнадцать лет, на последнем курсе академии, я была отчислена из‑за того, что мой резерв опустел. Однажды утром проснулась абсолютно бесполезной. — Я медленно выдохнула; воспоминания всегда отдавали особой горечью, как старый шрам, который не переставал чесаться. — И всё, моя судьба была предрешена, поэтому благодари светлого декана за то, что он не выгнал тебя сразу же.

Девочка хлопала светлыми ресницами, закусила сгиб указательного пальца.

— И вы смирились?

— Нет, — честно призналась я. — До сих пор то место, где когда‑то пульсировал резерв, кровоточит. Иногда кажется, вот-вот получится что‑нибудь наколдовать, но всё впустую.

Она закивала — понимала прекрасно. Между нами возникло особое единение душ, как между двумя обреченными на медленную и мучительную смерть.