Юлия Латынина - Инсайдер Страница 7

– И что же очаровательный человек сказал вам по поводу вашего желания купить Ассалах?

– Что согласиться на наш вариант – значит продать родину за банку сметаны.

– И что же? Можем собрать чемоданы и уезжать?

– Не совсем. Господин Шаваш намекнул, что он готов продать родину за банку сметаны, если банка будет большая.

Уэлси хмыкнул.

– Что я мечтаю, – сказал он, – что когда-нибудь Комиссия по ценным бумагам и рынкам капитала позволит завести в балансе графу: «на взятки чиновникам развивающихся рынков» – и что деньги из этой графы будут списаны с налогов…. Сколько он просит?

– До конкретных цифр дело не дошло.

Бемиш помолчал и продолжил:

– Акции компании фантастически недооценены. И потом, деньгами я ему не дам. Пусть берет ордера акций, хотя бы будет заинтересован в том, чтоб компания действительно встала на ноги.

– Но вам что-то не нравится?

– Шаваш не является президентом компании.

– Здравствуйте, – изумился Уэлси, – как это не является? На всех бланках написано: Шаваш Ахди, управляюший государственной компании…

– Это плохой перевод, Стивен. Компания не «государственная», а «государева». Чувствуете разницу? Я тут читаю учебник: на вейском нет двух разных слов для обозначения «государя» и «государства», это просто два залога одного и того же существительного, – у них есть залоги существительных, такой вот язык. Поэтому там, где нам переводят «государственный управляющий», на самом деле написано «государев управляющий», а где нам переводят «государство назначает», – написано «назначает государь». Государь лично назначает и сменяет управляющего своей компании, государь лично утверждает финансовые проектировки. А если государь не утвердит план эмиссии? Плакала наша сметана…

Бемиш покончил с мазью и подхватил со стула пиджак. Вдевая в него левую руку, он поморщился и сжал зубы.

– Гм, – сказал Уэлси, – судя по тому, что я слышал о здешнем государе, он не то чтобы проводит время над проспектами эмиссий денационализируемых компаний. Говорят, у него семьсот наложниц…

– Да, но это не гарантирует, что какой-нибудь чиновник, который терпеть не может Шаваша, не пойдет к государю и не разъяснит ему про банку сметаны.

– Некто Ричард Джайлс, который живет этажом ниже и хочет участвовать в конкурсе от имени компании «Венко», сказал, что без взятки Шавашу мы не добудем даже бумаг на предварительный осмотр космодрома, – задумчиво добавил Уэлси.

Бемиш разозлился:

– Что такое эта «Венко»? Никогда ничего не слыхал о такой компании.

В этот миг раздался стук в дверь.

– Войдите, – крикнул Уэлси.

На пороге образовался мальчишка с карточкой на мельхиоровом подносике. Мальчишка, по местному обычаю, встал перед чужеземцем на тощую коленку. Бемиш взял карточку. Мальчишка сказал:

– Господин хотел бы позавтракать с вами. Господин ожидает внизу, в холле.

– Сейчас буду, – сказал Бемиш.

Мальчишка, пятясь, вышел. Бемиш, косясь в зеркало, стал завязывать галстук. Уэлси взял карточку.

– Киссур, – прочитал он. – Ого! Это тот государев любимчик, который спер у Ванвейлена штурмовик и устроил бойню над столицей, а потом на Земле спутался с анархистами и ЛСД? Гд е ты связался с этим наркоманом?

Бемиш обозрел в зеркале свой синяк. Несмотря на мазь, тот сиял, как посадочные огни в ночи.

– Наркоманы, – сказал Бемиш, – так не дерутся.

Теренс Бемиш спустился во внутренний дворик через пять минут.

Киссур, высокий, широкоплечий и улыбающийся, сидел на капоте машины. Его светлые волосы были завязаны в хвост, оплетенный крупной черной сеткой. На нем были мягкие серые штаны, перехваченные широким поясом из серебряных блях в форме сцепившихся ртами акул, и серая же куртка. В разрез куртки было видно толстое ожерелье из оправленных в золото нефритовых пластин, – ни дать ни взять воротник. Наряд, по современной моде, не очень бросался в глаза, если не считать ожерелья и перстней на пальцах. Бемиш невольно поморщился и потрогал скулу в том месте, где перстень Киссура содрал ему кожу.

– Привет, – сказал Киссур, – надо же, президент компании! В жизни не видел президентов компаний, которые так дерутся! Или ты какой-то особенный?

Бемиш молча смотрел на давешнего обидчика; и если бы Теренс Бемиш был не финансистом, а, к примеру, колдуном, то после такого взгляда люди превращались бы в мышей. Но так как Теренс Бемиш был именно финансистом, Киссур ничуть не смутился, а наоборот, весело расхохотался, хлопнул его по плечу и сказал:

– Ты видел столицу?

– Нет.

– А что ты видел?

– Голограммы в холле гостиницы, – сказал Бемиш. – И там же предупреждение: не есть на базаре жареных речных кальмарчиков, если эти кальмарчики с Левой Реки, куда теперь впадает кожевенный комбинат.

– Понятно, – сказал Киссур, – тогда поехали.

Они выехали из гостиницы по синему лакированному мосту, запруженному торговыми столами и народом. Киссур остановился на мосту около лавки, где продавались венки, купил три штуки: два он надел на шею себе и Бемишу, а третий, немного погодя, оставил в храме Небесных Лебедей.

После этого Киссур повез Бемиша по городу.

Город, еще не виденный Бемишем, был прекрасен и безобразен одновременно. Луковки храмов и расписные ворота управ сменялись удивительными пятиэтажными лачугами, выстроенными из материала, который Бемиш не решился бы употребить даже на картонный ящик; горшечники на плавучем рынке продавали чудные кувшины, расписанные цветами и травами, и пустые радужные бутылки из-под газировки. По каналу весело плыли дынные корки и пестрые фантики, остатки всего, что произросло на Вее и что приехало с небес, всего, для чего нашлось место в ненасытном чреве Небесного Города и для чего не нашлось места в слабых кишках его канализации.

Они посмотрели на базаре ярмарочных кукол, которые, кстати, давали представление на сюжет нового популярного телесериала, знаменуя тем самым сближение культур, покормили священных мышей и побывали в храме Исии-ратуфы, где каменные боги, одетые в длинные кафтаны и высокие замшевые сапоги, кивали просителю головами, если тот бросал в щелку в стене специально купленный жетончик.

Киссур показал иномирцу чудные городские часы, сделанные в самом начале царствования государыни Касии. Возле часов имелось двадцать три тысячи фигурок, по тысяче на каждую провинцию, и все они изображали чиновников, крестьян и ремесленников, и все они вертелись перед циферблатом, на котором была изображена гора синего цвета. Бемиш спросил, почему гора синяя, и Киссур ответил, что это та самая гора, которая стоит на небе и имеет четыре цвета: синий, красный, желтый и оранжевый. Синей своей стороной она обращена к Земле, в силу чего небо и имеет синий цвет. А оранжевым своим цветом она обращена к богам, в силу чего небо над тем местом, где живут боги, оранжевое.